Хозяева и бенефициары глобального хаоса. Как победить в битве за будущее - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Фурсов, Сергей Правосудов cтр.№ 84

– Как вы оцениваете развитие русского рока после вашего ухода в журналистику? И каковы, по вашему мнению, его перспективы сегодня?

– А что такое русский рок? Если речь идет о чем-то самобытном, отличающем нашу музыку от всего остального рока и в то же время обеспечивающем ей какую-то узнаваемость в общем потоке, то я такого не вижу и не слышу. Мы можем наблюдать огромное количество стилизаций, калек и даже откровенного плагиата. Хорошо еще, что хотя бы петь стали больше по-русски. Но ведь это не дает нам право называть такую музыку русским роком. Конечно, попытки создать что-то свое были, какие-то даже получились удачными, но, к сожалению, мы не внесли в мировую рок-культуру ничего нового. Причем открытие железного занавеса, к которому так любят апеллировать наши «монстры рока», ничего принципиально не изменило. Стало даже хуже – после недолгого всплеска рок у нас стал не развиваться, а деградировать. Приведу два показательных примера из своей практики.

В 1975 году я готовил интервью для журнала «Внешняя торговля» с первым испанским торгпредом Мигелем Ирисо. После встречи я подарил ему только что вышедшую у нас пластинку Давида Тухманова «По волне моей памяти». Каково же было мое удивление, когда в ответ торгпред привез мне целую кипу виниловых пластинок с рок-музыкой, которые тогда были очень популярны в Испании. Мигель заявил, что Тухманов так понравился ему и его друзьям, что они показали пластинку знакомым, занимавшимся музыкальным бизнесом. А те, в свою очередь, начали переговоры о том, чтобы композиции с нее попали на испанские радиостанции.

Совершенно противоположная ситуация произошла в 1992 году, когда я поехал на Всемирную выставку в испанской Севилье. В День России на ней должны были традиционно крутить нашу музыку, которую с нас и потребовали испанские организаторы ярмарки. Мы подобрали русскую народную и классическую симфоническую музыку, а также не без гордости предоставили коллегам тот самый русский рок. В частности самые свежие записи «Машины времени». День уже клонился к концу, а звучали только наши народная и классическая музыка. Я решил выяснить, в чем же дело, и получил ответ: «Этого мы не будем ставить. Включаем только то, чем вы действительно можете гордиться».

Беседу вел Кирилл Ильинский

На вопросы журнала отвечает режиссер и генеральный директор крупнейшего в Европе киноконцерна «Мосфильм» Карен Шахназаров

– Карен Георгиевич, так это все-таки «Шизгара» и джинсы разрушили Советский Союз, или эти вещи просто привнесли долю гламура в негламурную тогдашнюю действительность? Я сейчас, конечно, о вашем фильме «Исчезнувшая империя».

– Конечно, сами по себе «Шизгара» и джинсы не могли подточить советский образ жизни, но в то же время в этом деле они играли куда большую роль, на мой взгляд, чем диссидентский самиздат, допустим. Потому что массам последний был в основном неизвестен, а значит, никакого большого влияния на их мировоззрение не оказывал, тогда как западная мода проникла в каждую деревню. Хорошо помню, приезжаешь и видишь, что у кого-то обязательно есть магнитофон, на котором записаны какие-то группы, ансамбли. Не было в тот момент уже силы, которая бы смогла это распространение остановить: всё переписывалось, размножалось и проникало в поры тогдашней молодежной культуры.

Исчезнувшая империя

– Вообще говоря, уже в 70-е у меня было ощущение, что страна… неэффективна. Магнитофон кассетный наша промышленность создала, хоть и сильно уступавший западным аналогам, а видеомагнитофон, компьютер персональный – уже нет. Система, которая в какой-то момент хорошо сработала в плане модернизации страны и сконцентрировала силы для отражения внешней угрозы, в 60-е начала пробуксовывать.

– С кем из главных героев «Исчезнувшей империи» у вас больше всего общего?

– В каждом из этих трех парней есть что-то такое, что было свойственно и мне. И хотя я не могу сказать, что это – моя история, все ситуации, показанные в фильме, мне хорошо знакомы. Многое из того, что происходит на экране, было и со мной – и «сейшны» посещал, и сдавал книги в букинистический, и в Гагры ездил… С другой стороны, даже работая над исторической картиной, действие которой никак не пересекается с твоей собственной жизнью, хочешь или не хочешь, но пользуешься своим опытом, каким-то образом переносишь его в фильм, трактуешь происходящее в соответствии со своим личным жизненным багажом.

– Есть ощущение, что в связи с разразившимся экономическим кризисом весь мир может стать «исчезнувшей империей». Может, этот коллапс – плата за неправильную систему ценностей?

– Одна из идей «Исчезнувшей империи» – в мире нет вообще ничего вечного. Сегодня поражает, насколько мы себе даже представить не могли тогда, в 60-70-е, что Советского Союза не будет. Наверное, так же трудно вообразить сейчас, что когда-нибудь не станет и тотального капитализма в его либеральном англо-саксонском исполнении. Но, думаю, эта «империя» тоже на грани исчезновения. В США об этом многие говорят, сам слышал подобные разговоры. У нас размышлять в этом направлении пока еще боятся. Мы запрыгнули в последний вагон поезда, а он возьми, да и остановись: обидно. Я в последнее время общался со многими американскими интеллектуалами, сложилось впечатление, что они не очень-то и расстроены перспективой этого «исчезновения».

– Получается, скоро у них начнется перестройка?

– Думаю, уже началась. Барак Обама – не случайный персонаж в их истории. Слышал от некоторых американцев и такое: «Чтобы что-то стоящее построить, надо старое разрушить. Сейчас у нас всё неправильно, бессмысленно ремонтировать имеющееся». Это очень похоже на то, что говорила интеллигенция у нас в конце 80-х.

Продолжения не будет

– Я, кстати, всегда считал и сейчас считаю, что период Советского Союза был необходим нашей стране и каким-то другим он в принципе быть не мог. Более того, нефтяная и газовая отрасли, металлургия – всё то, что сегодня приносит стране прибыль, возникло тогда, усилиями той власти, того народа. Союз быстро распался? Так был пример, когда империя исчезла еще быстрее. Известный российский историк Василий Розанов про Февральскую революцию 1917 года очень точно сказал: «Россия слиняла за три дня». Распалась в свое время и Британская империя и многие другие. Но люди-то всё равно остаются. Об этом я и делал «Исчезнувшую империю».

– А почему самым нежизнеспособным из трех друзей в этом фильме оказался именно «мажор»?

– Слабее, выходит, был. По моим наблюдениям, выходцы из привилегированных слоев часто оказывались неприспособленными к жизни, спивались, умирали. В 90-е это особенно было заметно.

– Вообще говоря, в «Исчезнувшей империи» есть некий минор, хотя у тех двоих, что встречаются в финале картины, всё, что называется, окей…

– Всё вроде бы нормально у них, да, хотя ведь именно это поколение потеряло страну. Они этим и вошли в историю. Те, допустим, кому было в 45-м году лет двадцать-тридцать, страну сохранили, а те, кто был в этом возрасте спустя сорок лет, ее потеряли. Когда какой-нибудь инопланетянин через 150 000 лет окажется на Земле и изучит ее историю, то он скажет: вот поколение, при котором исчезла империя. И вряд ли обратит внимание на то, что его представители впервые в СССР надели джинсы, стали читать Солженицына… Что носили и читали в 45-м, инопланетянина через 150 000 лет заинтересует меньше, чем тот факт, что тогдашние парни и девушки империю отстояли. И глупо сейчас себя успокаивать: «Зато колбаса появилась!»