А однажды на пляже появился Старший Ангел – с другими братьями и сестрами, со своей тетушкой. Среди них была и бледная девочка, старше и выше его. Роскошная в закрытом черном купальнике, черноволосая и длинноногая. И очень фигуристая. Младший Ангел в свои десять лет особое внимание уделял сиськам. Влюбился он сразу… пока не узнал сокрушительную новость, что эта сирена – его старшая сестра. Где они ее прятали? Вот ведь подлость какая.
Семья ржала над ним годами.
Мэри Лу наблюдала, как Дон Антонио на пару со Старшим Ангелом поволок его прямо в прибой. Младший Ангел не умел плавать. И боялся волн. Антонио держал его за руки. Брат – за ноги. Они раскачали его и швырнули в воду. Младший Ангел кричал и плакал. А когда он выбрался на берег, они схватили его снова и проделали это еще раз. И еще.
– Научишься плавать, и все закончится, – наставлял отец.
Брат же непрерывно хохотал.
И Мэри Лу тоже – сначала. Но к концу экзекуции она стояла, прижав ладони ко рту.
Он выбрался из воды и попытался убежать, за ним бросились в погоню, поймали. И еще раз.
Младший Ангел тряхнул головой, отбрасывая воспоминания о том дне, улыбнулся. Принялся за кофе и еду.
– Черт, люблю кофе.
– Наверное, настоящий кофе.
Усмехнулась. Все их семейство унаследовало странную убежденность Антонио и Америки: растворимый кофе – истинное чудо. Мексиканцы их поколения насыпали ложку растворимого кофе в чашку с кипятком и энергично размешивали. Будто совершали философский или магический ритуал. «Нескафе». «Кафе Комбат». Потом добавляли в чашку концентрированное молоко «Карнейшн». Воображали себя персонажами фильма про Джеймса Бонда, лихо преодолевшими культурные виражи. А может, им просто надоела возня с кофейниками и зернами.
– Думаю, на день рождения брата прихвачу настоящий кофе, – сказал он. – Целую коробку из «Старбакса».
Сестра доедала вторую булочку – к черту калории.
– Ты собираешься одеваться?
– Не-а. Пойду голым.
– Тогда смотри, чтоб тебя не увидела Паз, – бросила она, уходя в кухню.
Он развернулся к стойке и несколько раз отжался, чувствуя себя идиотом-калифорнийцем.
– Паз, – сказала Мэри Лу из кухни. – Она ведьма.
Только не это, опять.
– Мы друг на друга в упор не глядим, – сообщила Мэри Лу.
Младший Ангел кивнул, отодвинулся от стойки, глотнул еще кофе.
– Да, знаю. – С интонациями сочувствующего персонажа из ток-шоу.
– Заметил, что она даже близко не подошла ко мне на похоронах?
– Нет.
– Ты что? Как она меня бортанула, не видел?
Они все держались подальше от Паз. Кодовое имя ее было Пазузу, демон из «Изгоняющего дьявола». Глоток текилы – и голова ее начнет бешено вращаться и кто-то обязательно пострадает. Фонтаны рвоты не исключены.
– А еще, – не унималась Мария Луиза, – она ненавидит бедняжку Лео.
Ну вот опять. Лео. Лев. Козел.
– Вот как? – кротко заметил Младший Ангел.
Бедняжка Лео. Бывший муж Мэри Лу. Семья поддерживала с ним связь из ностальгических чувств по старым добрым временам, которых на самом деле никогда и не было. Или не желая расставаться с привычкой перемывать ему косточки. И то и другое приятно.
Даже после развода Лео приглашал Мэри Лу на танцы. И пережил самую жуткую семейную новогоднюю вечеринку. В тот раз все закончилось тем, что пьяная Пазузу неистово молотила его ладонями, визжа: «Eres una mierda!»[189] А Мэри Лу защищала своего бывшего, вопя во все горло: «Он тебе не говно!»
– А что за фигня случилась в Новый год? – поинтересовался Младший Ангел.
– Она сказала, что Лео показал ей свой орган! На кухне!
– Так, зря спросил.
– Ты ведь понимаешь, о чем я, да?
– Не надо объяснений.
– Орган. В смысле хрен.
– Понятно, что не поджелудочную.
– Ангел, я серьезно. У Лео крошечный пенис.
– О господи!
Она выставила большой палец и показала примерно на дюйм выше:
– Вот такой.
– Прекрати.
– Размером с желудь.
– Перестань же!
– Он даже мне его старался не показывать. И уж точно не стал бы демонстрировать этой женщине.
Младший Ангел, откинувшись на спинку стула, испустил стон невыразимого отчаяния.
* * *
07:00
Минерва Эсмеральда Ла Минни Маус де Ла Крус Кастро валялась в постели, оттягивая начало жуткого дня. Все на ней. А она хотела, чтобы день прошел идеально. Последний день рождения папы.
Голый Эль Тигре растянулся рядом, зарывшись щекой в подушку. По правому плечу тянулись царапины, пересекали грудь, сбегали к соскам. Она приподняла простыню, глянула на его маленького поникшего дружка. Вялый, как у пьяного.
– Эй, Большой Мальчик, – позвала она под простыню. – Спишь, да? – Ткнула туда лиловым ноготком. Шевельнулся. Ну, Большой Мальчик, по крайней мере, жив. – Тигр!
Он засопел.
Опершись на локоть, она пощекотала пальцем его сосок, пока тот не отвердел.
– Крошка, – проворчал он. – Осторожнее, и не вздумай сосать.
Она наклонилась и страстно лизнула.
– Ух ты, детка.
Она чуть прикусила сосок.
– Эй!
– Что? Вот она я. – Прильнула всем ртом к его груди. – Отличные сиськи, толстячок.
– Тебе нужно быть осторожнее с желаниями.
– Малыш, ты весь день намерен трепаться или сделаешь уже что-нибудь?
– Какая ты классная, детка.
– Еще бы.
– Берегись, он идет.
И перекатился на нее.
Потом она приготовила кофе. И убежала, пока он принимал душ.
* * *
Она жила примерно в пяти милях от Старшего Ангела и Перлы, и именно ей звонили, когда случался очередной медицинский кризис. Минни потеряла счет ночам, что провела в приемных покоях и комнатах ожидания. У входной двери всегда стояла полностью готовая сумка с вещами первой необходимости. Она вела машину, во весь голос подпевая Кэти Перри по радио. Последние мирные минуты. Возможно, навсегда. Она должна быть сильной. Откуда ей было знать, насколько сильной захочет ее видеть Бог? Знай заранее, смылась бы. А теперь вот влезла по уши.
Внутри она оставалась все той же девчонкой, которая сбежала из дома в четырнадцать. О чем я только думала? Любое безумие, кто бы его ни вытворял, в то время казалось отличной идеей. Но это не оправдание. У меня уже внуки.