Еще раз посмотрел на сына. Ангел думал сейчас своей маленькой игрушкой, это сразу понятно. А он составлял словесный портрет девушки. Огромные глаза олененка. В растрепанных волосах запутались осколки стекла. Нос большой.
Ангел потянулся и вытащил стекляшку из ее волос. Она смотрела на него, не отводя глаз. Он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
Дон Антонио подумал: Малыш не замечает даже, что девка вся дымится.
– Можно я заплачу штраф? – взмолился раненый парень.
Дон Антонио выпрямился во весь рост, гневно выпятил грудь:
– Что это ты предлагаешь?
– Я…
– Захлопни пасть.
– Да, сэр.
– Ты что думаешь, мы тут взятки берем?
– Нет, сэр.
– Мы что, цепные псы?
– Нет, сэр.
– Ты как меня назвал? Я что, по-твоему, похож на пса, pendejo?
– Нет, что вы.
Ангел посмотрел на отца. Тот выдержал взгляд. Господи. Он был сражен наповал. Взглядом умолял отца. Дон Антонио весело фыркнул, оглянулся на дежурного. И оба расхохотались. Девушка взяла брата за руку. Она хотела защитить его. Дону Антонио это понравилось.
– Esta enamorado[169], – заметил другой полицейский, сидевший за столом. – Tu hijo[170].
– Ты, – Дон Антонио, указал на девушку. – Как зовут?
– Перла Кастро Трасвинья.
– Ты можешь отправиться в тюрьму прямо сейчас.
Она закрыла лицо ладонями. Остальные продолжали смотреть в пол. Портрет семьи, пытающейся освоить дар невидимости. А его идиот сын ринулся к этой зачуханной семейке и обнял костлявые плечи девчонки. Как будто мог ее защитить.
– Перла, – вздохнул Дон Антонио, – чем занимается твоя семья?
– Держит ресторан, сэр.
– Как называется?
– La Paloma del Sur[171].
– Если мы туда придем, я рассчитываю на вкусную еду. Ты ее нам приготовишь.
– Да.
И она прильнула к Ангелу! Ah, cabron!
– Сегодня ваш счастливый день. – Дон Антонио упер руки в бока. – Тащи своего братца к врачу.
Они изумленно вытаращились на него. Как и прочие полицейские.
– Давайте, – скомандовал он. – Валите отсюда.
Они поспешно бросились к выходу.
– Я люблю такос с креветками! – крикнул он вслед, и дверь за ними захлопнулась.
Полицейский участок взорвался от смеха.
Дон Антонио сунул руки в карманы, перебирая мелочь и ключи.
– Mijo, – сказал он. – Закон – это я. Никогда не забывай этого.
– Я запомню, – пообещал Старший Ангел.
* * *
В последний раз Старший Ангел видел отца в Ла-Пасе на своей прощальной вечеринке.
Они сговорились за его спиной избавиться от него.
Родители – загадочные существа, всегда полны проектов, планов и секретов. Ангел пытался быть для Пато и Марии Луизы проводником в диковинном пространстве брака их родителей. Но порой даже его блестящий ум пасовал перед их странностями. Все семьи странные, Ангел это уже понял. И он не любил ходить в гости, потому что вечно чувствовал себя не в своей тарелке. К примеру, семья басков, что живет в конце переулка, поливает всю еду экстравагантными соусами. И, как новообращенные христиане, все время твердят Gloria a Dios и Amen. И пытаются всучить ему Библию. Он тусовался с Эль Фума (которого прозвали Фу Манчу из-за его жалких усов), но от семейки Фума старался держаться подальше. Они произносили молитву перед едой, а он не знал слов. Дон Антонио просто занимал свое место во главе стола и дожидался, пока Мама Америка подаст еду, – свернет тортилью в трубочку, возьмет в левую руку, локоть поставит на стол и ждет. Тортилья торчала рядом с ухом, как неведомое оружие, готовое сработать в любой момент.
Но после эротической ночи с Перлой на берегу Ангел каждый день встречался с ее семьей. Даже если бы Дон Антонио запер его в камеру в своем участке, он прорыл бы тоннель и сбежал. Каждый день он едва мог дождаться конца уроков в школе, первым вылетал за дверь и мчался через пять переулков, четыре широкие улицы и одну пыльную plazuela[172] к парадному входу в La Paloma del Sur. Там он напускал на себя рассеянный вид, будто случайно проходил мимо по дороге домой. Руки в карманах, взгляд устремлен вдаль. Потом, обернувшись, смотрел на витрину ресторана, словно удивленный, как это он здесь оказался. Взгляд искоса. Тщательно отрепетированное равнодушие искажало его черты. И вот уже все семейство Кастро наблюдает за ним и хохочет.
Перла не ходила в школу. Ее школой была La Paloma. Ее отец-рыбак утонул в кораблекрушении, а брат завербовался на большое судно, ловить тунца в Тихом океане. Она осталась с сестрами, Лупитой и Глориозой. А присматривала за ними и не давала продыху их жуткая мамаша, Чела. Как та безжалостная мухобойка, что и на лету достанет, если девчонка попытается сбежать. Чей голос звучал как кваканье жабы, а скрюченное тело напоминало сжатый кулак. Волосы ее поседели до срока, а ее фасоль, жаренная на топленом сале, славилась на весь Ла-Пас.
Старший Ангел лениво входил в ресторан, полыхая, как красный сигнал светофора, а семейство демонстративно игнорировало его, как умеют все мексиканские женщины, когда следят за мужчиной особенно пристально. Кроме Перлы, которая вспыхивала и, встрепенувшись, бросалась ставить перед ним пепси и лайм и щедро отсыпала кукурузных чипсов. Чела твердила, твердила и твердила ей: «Заставь мужиков платить. Они приходят пялиться на тебя, так пускай платят за это. Стоит один раз дать этому cabron что-нибудь бесплатно, и он тут же сядет тебе на шею и ни в жизнь не соберется купить тебе кольцо. Ты посмотри на него – только глянет на тебя, и готов тут же вспрыгнуть».
– Ay, Mama!
Позади ресторана находился маленький двор, шаткая металлическая лестница вела в один из тех бетонных жилых скворечников, что понастроены по всей Мексике. Снаружи раковина с желтой водой, внутри две комнаты и туалет. Ангел никогда не поднимался наверх. Чела переломала бы ему ноги.
Но Чела, глядя на это, видела и хорошее: сынок полицейского. Ага. Mucho dinero[173], думала она. Можно пропихнуть девочку в их клан и устроить свои дела. Невероятная удача – дом, полный дочерей, думала она. Чела выросла на ранчо, она умела торговать скотом и спаривать телок с нужным производителем ко всеобщей выгоде. Поэтому она позволила глупому роману дочери развиваться.
Но все равно не собиралась улыбаться маленькому похотливому ублюдку.
* * *
Перлы не было рядом, когда для Ангела перевернулся весь мир. Прошли годы, прежде чем он увидел ее вновь. Уже в Тихуане.