- В восточной провинции мятеж, - сообщил он. - Они отказываются поставлять нам продовольствие и требуют суверенитета. Или нового правителя.
Я знала, что все к этому идет, но сейчас оказалась совершенно к такому не готова.
- Мы легко с ними справимся, - произнес Бертхард. - Особенно сейчас, пока к ним не присоединились северные - они сомневаются.
Это был самый простой выход, но я покачала головой.
- Нет.
- Нет? Теарин, нам придется, иначе они...
- Нет.
Я не повысила голос, но Бертхард замолчал. Мы не были любовниками, даже той ночью между нами ничего не было, я просто осталась в его покоях до утра. Он был главнокомандующим армии Ильерры, а я - самопровозглашенной правительницей. Официального вступления на трон не случилось, да и когда? Не до того было.
- Мы не станем воевать со своими.
- Они станут, Теарин, - горько сказал он.
- Не станут. Если меня признают другие правители.
Клянусь, в этот момент он посмотрел на меня, как на умалишенную. Наверное, это был первый и единственный раз, когда Бертхард позволил себе сомневаться в моих словах и во мне, но я не могла его за это судить. Потому что сама не верила в то, что у нас получится.
- Мы отправим гонцов, - сказала я. - Пригласим наших соседей на коронацию. Наши пути почти восстановлены, мы заключим торговые соглашения и договоримся о взаимной поддержке. После этого... будет проще.
Проще не стало.
Мы едва успели отправить гонцов (хаальварнов, через пустоши, чтобы выиграть время), когда к самым холодам в Ильерру вернулся Сарр. С ним прибыл наместник Даармархского в сопровождении войска. И вести о том, что у Витхара родился наследник.
«У Ибри родился мальчик, но сама она не пережила роды, - лишь скупые слова на свитке нааргха говорили о той боли, которую чувствовала Мэррис. - Местар делал все, чтобы ее спасти, но он не всесилен. Она умерла быстро, сгорела в пламени, чтобы дать жизни моему внуку. Местар был рядом с ней все это время и держал ее за руку, когда малыш появился на свет. Местар признал его своим наследником и объявил всем, что этот мальчик - будущий правитель Даармарха».
К счастью, во мне хватило сил поприветствовать брата.
К несчастью, на все остальное сил уже не хватило. Я поднялась к себе, в бывшие комнаты отца, где он проводил важные встречи, и которые для этих целей теперь использовала я, опустилась за стол и закрыла глаза.
Казалось, все это должно было остаться в прошлом: и Ибри, и Мэррис, и вся жизнь в Аринте. Казалось, должно было остаться в прошлом пламя, текущее сквозь пальцы и отзывающееся ударами крохотного сердечка. И имя, которое я подбирала тому, кто уже никогда не увидит свет. И любовь, которая никогда не достанется драконенку, который должен был назвать меня мамой.
Но нет. Оно было живо. Оно ворочалось во мне, запечатанное под пластами неотложных дел, в которые я заставляла себя погружаться день за днем, снова и снова, только чтобы об этом не думать. Послание Мэррис вскрыло эту рану, если не сказать - мое сердце. Я чувствовала, что оно истекает кровью, но не могла найти в себе сил даже чтобы пошевелиться.
Мне не хотелось никуда идти и ничего делать.
Мне хотелось кричать. Кричать до срыва голоса, пока не выйдет из груди вся боль. Пока я не приму, что никогда не увижу лица того, кто так доверчиво пытался согреть меня изнутри. Он пытался, а я... я его убила.
- Теарин.
Бертхард вошел и остановился напротив меня. Он явно хотел что-то сказать, но осекся, увидев мое лицо.
- Что было в этом послании?
Свиток лежал на столе, и я молча подтолкнула его к мужчине. Бертхард развернул плотно скрученный лист, а я снова уставилась на свои руки. Я ждала слов утешения или каких-то еще - сейчас мне правда было неважно, что он скажет, но никак не того, что Бертхард произнес:
- Тебя ждет наместник Даармархского. Нам нужно дать ему ответ.
- Что? - очень тихо спросила я, подняв голову.
- Наместник Даармархского и его войско, - жестко повторил Бертхард, отшвырнув свиток, как грязную тряпку.
Я посмотрела ему в глаза, в которых, как мне казалось, должна была увидеть хоть каплю сострадания - ведь он прекрасно знал о том, что мне довелось пережить - и сказала, четко проговаривая каждое слово:
- Мне. Плевать.
- Плевать, что у границ Ильерры стоит войско того, кому принадлежит большая часть Огненных земель? - Бертхард шагнул ко мне. - Да? Это ты хочешь сказать?!
- Да, - я запрокинула голову, с трудом сдерживая порыв рассмеяться. - Да. Именно это я хочу сказать.
- Он приберет Ильерру к рукам и глазом не моргнет.
- Пусть забирает.
Пощечина заставила щеку вспыхнуть. Сначала - щеку, потом меня всю. Прекрасно понимая, что если бы Бертхард ударил в полную силу, я бы ударилась головой о резную спинку кресла, сейчас взвилась с него вихрем.
- Как ты посмел?! - прошипела ему в лицо. - Я - правительница Ильерры...
- Ты не правительница. Ты тряпка, о которую можно вытирать ноги.
Что правитель Даармарха с радостью сделает в очередной раз.
Я бросилась на него с криком, достойным не самой воспитанной горожанки. Целясь в лицо, желая расцарапать эту непробиваемую маску, которой прикрывался, как мне казалось, мой друг и союзник.
- Ненавижу! - взвыла, когда Бертхард перехватил меня за талию. - Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Я царапалась, кусалась, выкрикивала проклятия до тех пор, пока он не развернул меня так, что взгляд зацепился за свиток с посланием Мэррис.
«Он держал ее за руку...»
Это меня он должен был держать за руку! Меня, когда на свет появился бы наш малыш, мое маленькое огненное чудо. Я убила его, чтобы спасти эту бессердечную тварь, а он даже не сказал мне, что сожалеет!
Из глаз брызнули слезы, и я закричала.
Надрывно, как раненый зверь, позволяя себе обмякнуть в руках, по- прежнему крепко прижимающих меня к себе. Соскальзывая вниз, на пол, пусть видит, что мне все равно. Пусть видит во мне тряпку, если ему так хочется, пусть!
Вот только соскользнуть мне не позволили, напротив. Вздернули выше, крепче прижимая к себе: так, что под ладонями я чувствовала биение его сердца. Поглаживая по спине, коснулись губами волос, сдавленно выдохнули:
- Мне жаль, Теарин. Мне так жаль.
Эти слова прорвали плотину, которая смела бы остатки меня, если бы не Бертхард. Он держал меня на руках, как ребенка. Укачивал. Когда я выла
- громко, на одной ноте, позволял уткнуться лицом в плечо, чтобы никто не слышал. Он ходил со мной по комнате, мерил ее шагами, пока я судорожно всхлипывала, пытаясь успокоиться.