Княгиня Ольга. Две зари - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 24

На другой день Воюн, Плетина с двумя родичами и с ними Берест отправились на княжий двор. К концу третьего десятка лет Берест возмужал, раздался в плечах, обзавелся окладистой русой бородой. Если бы Лют в минувшие годы не видел его в Плеснеске, то мог бы не узнать того чумазого, осунувшегося парня, бежавшего из дома в лес в одной сорочке.

Сам Лют Свенельдич в глазах Береста тоже изменился мало. Лют тоже стал крепче и шире в плечах, немного даже подрос, хоть брата не догнал и остался среднего роста; лицо его в двадцать семь лет утратило былую свежесть, ореховые глаза смотрели с прищуром из глубоких глазниц над острыми скулами, резче обозначились на загрубевшей коже складки между носом и углами рта, на высоком покатом лбу проступили тонкие продольные морщинки. Но годы прошли для него не напрасно, принесли опыт и уверенность в себе. Весь облик его теперь источал спокойное мужество; неторопливая повадка, малоподвижное лицо внушали впечатление, будто под кожей он весь железный и его оружие не возьмет.

Киевские бояре с ближней дружиной жили в большом гостевом доме на княжеском дворе – в том, где Лют за последние десять лет бывал не раз и знал каждую лавку. Здесь он когда-то прошел обряд имянаречения меча – каждый раз он вспоминал тот вечер, когда видел это место у очага на земляном полу. А заодно вспоминал и Береста, который именно в тот вечер пытался его убить. И, судя по первому взгляду, которым они обменялись, в этом стремлении Берест остался прежним.

С утра Лют с Одульвом сходили проведать своих лошадей, а в полдень их позвали к Етону. Войдя в гридницу, русы снова застали здесь внушительное собрание. На скамье сбоку от престола сидели пятеро мужчин, и в одном из них Лют признал Береста из Малина. Остальных он не знал, но «горевые сряды» ^[15] на них настораживали.

– Надобно дело разобрать, – начал Етон, когда все уселись. – Вот, люди ко мне пришли, бужанские мужи. Говорят, обидели их кияне. Хотят ответа спросить.

– Какие такие русы их обидели? – Острогляд положил руки на толстые колени и наклонился вперед.

– Святославовы люди. И я, как земли Бужанской князь и отец, дело обязан рассудить.

Острогляд ухмыльнулся в кудрявую бороду, в которой нити первой седины на щеках придали внушительности: длинный нескладный Етон с его лицом недоброго щенка мало походил на отца какой бы то ни было земли.

Приглашенный изложить свое дело Плетина принялся рассказывать. Убив в тот первый день Домаря и еще четверых молодцев, русы на другой день вернулись, уже всей своей дружиной, и забрали в возмещение своих двоих покойников и Унерадова увечья по десятку отроков и девок. Трое киян слушали с невозмутимыми лицами; Одульва и Люта с самого начала подмывало возразить, но Острогляд малозаметными движениями призывал их к молчанию.

Бужане и кияне говорили одним языком, но всякий, кто увидел бы их, сидящих напротив друг друга, сразу понял бы: это люди совсем разной породы. Бужане в старинных насовах, с ткаными поясами, полные решимости отстоять древний родовой покон, по которому жили они, их отцы и деды. Лишь смертельная угроза ему, основе всего их существования, могла сорвать их с места и выгнать из дома; если не случалось такого рода бури, подобные им рождались, проживали жизнь и умирали, передав имена внукам, в той же волости, не имея никакой надобности хоть раз в жизни покидать угодья, «где дедов топор ходил». Там были их нивы и родовые жальники, белый свет и Навь, все мироздание в пределах дня пешего пути. И русы-кияне – в греческих кафтанах, с хазарскими дорогими поясами, с рейнскими мечами-корлягами, дети смешанных кровей, чьи бабки и деды рождались очень далеко друг от друга. Все они с юных лет привыкали к странствиям, бывали от Ладоги до Царьграда, от Волги до Франконовурта на реке Майне. За ними стоял новый обычай, который творили они сами, и новая держава, имеющая целью идти вперед, к новым рубежам – все дальше и дальше, так что предел ей могла положить лишь теснота земного мира. Одни были подобны корням, уходящим в земную глубь, другие – перелетным птицам.

И никто еще не знал, чей уклад победит.

– А от нас ты чего хочешь? – спросил Острогляд, когда укромичи закончили. – Суровую вам суденицы долюшку напряли, тут не поспоришь. Обидел тебя Унерад, Вуефастов сын. Надо тебе в Киев ехать и на него Святославу жаловаться. Мы тут не ответчики.

– Вы – люди Святослава, – возразил Плетина. – Он же вас в немцы посылал.

Здесь укромичи совершали ошибку – перед ними сидели не люди Святослава, а люди матери его Эльги. В Киеве каждый, да и в Русской земле многие знали, что это совсем не одно и то же. Люди князя и люди княгини составляли совсем разные дружины, занимались разными делами и стремились к разным целям. Более того – во многом они противоборствовали и не любили друг друга. Но послам хватало ума понять, что данникам об этом знать вовсе не нужно.

– Князь нас в немцы посылал с Оттоном говорить, – ответил Острогляд. – Отвечать за Унерада и Болву он не поручал нам. Поезжайте в Киев – хотите, так с нами вместе. Мы вас к князю отведем, там перед ним и объявите обиды свои.

– Только ничего они не получат со своих обид, – буркнул Одульв. – Кто первый за оружие взялся, тот и виноват.

– А вы, стало быть, не желаете за своих отвечать, – Берест вызывающе глянул на Люта.

– Мы дело знаем только с ваших слов, – ответил тот. – Без послухов с другой стороны обид разбирать нельзя, это вам любой старец скажет. Ведь так, Чудиславе?

Старик кивнул и слегка развел руками: все так.

– Ну, коли так, – Воюн встал и обратился к Етону, – повели, княже, нам в Киев ехать. Я мою дочь в беде не покину, голубку безвинную. Хоть за тридевять земель за нею поеду, коли о ней, кроме меня, отца, и порадеть некому.

– Дойдем и до Киева, – Етон кивнул ему. – Такой род, как ваш, в беде оставить нельзя.

– На тебя, княже, надеюсь. Ты слово давал быть ей вторым отцом, когда только родилась она на свет, и перстень свой княжеский в залог оставил!

На подвижном лице Етона явственно мелькнуло недоумение, но тут же он усилием воли, уже привычным, его подавил. С прошлого лета, когда он якобы возродился, ему нередко случалось удивляться, слушая о том, что с ним происходило в прежней жизни.

– А ведь гости наши сей повести не знают, – быстро найдя выход, Етон взглянул на киян. – Поведай им, старче, оно ведь любопытно.

Воюн принялся рассказывать: как семнадцать лет назад старый Етон оставил его дочери перстень и обещал прислать жениха, как он уже после смерти старика выдал ее за Домаря из Драговижа. Да только замужем ей не привелось прожить и полугода – пока однажды, в Полузимник, Унерад Вуефастич не пришел по дань…

Слушая, Лют посматривал на молодого Етона, по лицу которого было видно: для него все это не менее ново, чем для киян.

– Эх… жаль… – задумчиво проговорил князь, когда Воюн закончил. – Сколько лет я… прежде… не мог навестить вас, повидать тебя и дочь твою… теперь уж я в силах… в гощение сам поеду на другой год. Да деву Змей в когтях унес за темные леса… Не печалься, старче! – Он ободряюще улыбнулся Воюну. – Слово мое княжеское крепче камня, это ты верно сказал. Вызволим дочь твою.