Княгиня Ольга. Две зари - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 10

Но уладить все эти дела нельзя было одним наскоком. О дальних походах и настоящей добыче пока оставалось лишь мечтать. А мелкие дрязги со строптивыми бужанами и древлянами приводили Святослава в ярость – казалось, он бредет по болоту, принужденный вытягивать ноги из топи на каждом шагу, вместо того чтобы легко и споро шагать по ровному. У него неплохо получалось прорубать себе дорогу мечом, и этот способ он предпочитал всем другим. Превратить топь в ровное место он не умел. Улаживать все эти сложности – хоть с греками, хоть с немцами, хоть с древлянами, – у матери получалось куда лучше.

– Воюн, старейшина укромовский, грозил к Етону с жалобой поехать, – негромко добавил Унерад. Обещана, услышав имя отца, вскинула на него глаза, и молодой боярин тоже посмотрел на нее. – Уж верно, они там до следующей осени затеют что-нибудь…

– Ну, ладно. – Святослав отставил чашу. Спор с матерью никак не приближал его к желанным целям. – Я подумаю… может, пошлем людей к Етону, велим ему вече собрать… терять людей на эти глупости я не могу! – Он прямо взглянул на Унерада, отчасти признавая свою вину в его увечье.

– И что будет с этой женщиной? – Эльга указала на Обещану.

Сотня глаз со всей гридницы устремилась к молодой бужанке. Та охотно залезла бы под лавку, чтобы спрятаться от них, но сидела неподвижно, даже перестала дышать. Киевская княгиня, похожая на Перуницу в своем блестящем наряде, сидящая на высоком престоле из белого камня, ровно на облаке, требовала решить ее судьбу прямо сейчас.

– Ведь ее отец – нарочитый муж? – продолжала Эльга. – Поэтому вы ее сюда и привезли. Будет весьма неразумно новые обиды ему наносить! Вы и так взбаламутили всю округу, когда увели знатную жену от мужа, а потом и сделали ее вдовой!

– Возьми ее себе, – ответил Святослав. – Я тебе ее дарю. Вместо Снежицы будет. Примешь такой выкуп?

Обещана вскинула голову и широко раскрыла глаза – сама не знала, к добру или к худу решилась ее судьба. Взгляд ее скользнул в сторону тех, кого она уже знала, и упал на лицо Унерада.

Во взгляде его единственного глаза, устремленного через гридницу на Обещану, отражалось сожаление…

* * *

…Когда киевский боярин Унерад упал с седла, а на белый снег брызнула кричаще-алая кровь – Обещана была так твердо уверена, что эту стрелу пустил Домушка, как будто видела это своими глазами. Казалось, и русы должны понимать это так же ясно, а значит, они в отместку прикончат ее прямо здесь! Задохнувшись от ужаса, она зажмурилась и сжалась, прикрыла голову руками; вот-вот на затылок обрушится тяжелый, острый, не знающий промаха варяжский топор.

Но русам было не до нее. Увидев, как их боярин валится с седла, иные из них, еще не остывшие после схватки с драговижичами, кинулись было назад, к городцу.

– Стой, йотуна мать! – рявкнул какой-то из русов, и всадники послушно вернулись. – Хель с ними, боярина поднимай!

Русины соскочили с седел и бросились к своему вожаку. Обещана, едва смея приоткрыть глаза, не видела, что они делали, но вдруг ее пихнули, что-то тяжелое и жесткое упало вплотную к ней. Открыв глаза, она отпрянула сама: это рядом с ней на сани положили боярина в кольчуге. Голова его, без шлема, оказалась чуть не у нее на коленях; почему-то ее поразило, что волосы у него темно-рыжего цвета. Половина лица была залита кровью, из глазницы что-то торчало. Обещана отскочила, выпрыгнула из саней, будто это соседство грозило ей гибелью. На нее сейчас никто не смотрел, трое или четверо русинов склонились над телом.

– От наносника отскочила… – долетали обрывки речей.

– Древко расщепилось…

– Вытащить надо…

– Ветошку давай!

– Да держи его, жма!

– Ох ты, еж твою ж мышь…

Двое держали боярина за руки – он был в сознании и пытался схватиться за лицо. Обещана слышала странный звук: скрип сцепленных зубов, сквозь которые вырывался глухой протяжный вой боли. Кто-то придерживал голову Унерада, кто-то наклонился над его лицом, вынул и бросил на сани окровавленную щепку. Злополучно меткая стрела ударила в наносник шлема – в тот самый миг, когда Унерад, на горе себе, обернулся. От удара древко расщепилось, и острая щепа вошла в глаз возле переносицы.

– Прощайся с глазом… – пробормотал русин, видя, что на руки ему вместе с кровью стекает слизь разбитого глазного яйца.

Рану закрыли сложенной ветошкой, примотали льняными полосами, приложили горсть чистого снега. В это время несколько русов стояли перед санями, щитами прикрывая их со стороны городца, но больше никто не стрелял. Кто-то подобрал воеводский шлем, положил на сани рядом с хозяином. Тот, который вынимал щепку, надел собственный шлем, и вот тут Обещана его узнала – это был русин с круговой бармицей, который увел ее из дома.

– Трогай! – сердито крикнул он, вскочив в седло.

Дым над Драговижем все густел, уже мелькало пламя над кровлями. Понятно, почему русов оставили в покое – жители спешили спасти дома и свое добро. Но русы тоже не имели более охоты к битве и тронулись в путь. Довезти живым боярина было важнее, чем продолжать схватку ради мести, и тот, который теперь распоряжался, решил отступить.

В Горинец прибыли ночью. Обещана никогда раньше здесь не бывала – хоть это и не очень далеко от Укрома, но что ей было делать в княжеском городце? В прежние годы Етон, а до того его отец, Вальстен, останавливались здесь, когда обходили землю Бужанскую по дань. В обычное время здесь жила кое-какая челядь и вела хозяйство, разводила скот для пропитания дружины и держала пару десятков лодий на случай, если князь придет по сухому, а дальше на полуночь тронется по Горине. Еще год назад, в первый раз поссорившись со Святославом, старый Етон задумал укрепить Горинец, но успел только заготовить бревна для частокола. Они потом пригодились его противнику-победителю: уже после смерти Етона Святослав продолжил это дело, и его многочисленные отроки за остаток лета вырыли ров, насыпали вал, поставили частокол.

Сейчас небольшой городец был битком набит. Поначалу Обещане показалось, что здесь целая тысяча русов – все то войско Святослава, что в конце весны, перед Купалиями, пыталось взять приступом речной брод. Только на Купалиях ей и случалось видеть так много чужих людей сразу, но здесь все это были мужчины, вооруженные мужчины, чужаки, от которых она не ждала добра ни для себя, ни для рода.

Заведя сани во двор, отроки бережно подняли Унерада и понесли в избу. Тот варяг, которого Обещана про себя звала «зарублю», молча подтолкнул ее туда же. Она боялась его, как медведя: мрачного вида, с низким лбом, с черной бородой, он казался ей еще хуже дикого зверя.

Она вошла, прижимая к себе свой короб; в избе было тесно от людей, горело несколько глиняных светильников на столе. Двое или трое возились с раненым, уложенным на лавку. Обещана не знала, куда приткнуться – куда сесть, куда встать, но один метнулся к печке, погремел пустыми горшками, потом заметил Обещану и сунул ей горшок:

– Воды согрей!