– Может, в Америке всего один, в Мэне, а может, есть еще на Западном побережье. Но могут быть еще Институты в Великобритании… России… Индии… Китае… Германии… Корее. Логично, если задуматься.
– Гонка разумов вместо гонки вооружений, – сказал Тим. – Ты это хочешь сказать?
– Вряд ли гонка. Думаю, все Институты работают сообща. Общая цель. Типа, хорошая – убить несколько детей, чтобы не дать всему человечеству себя уничтожить. Компромиссный вариант. Фиг его знает, как давно это происходит, но бунтов до сих пор не было. Авери и мои друзья начали бунт, и он может распространиться. Или даже уже распространяется.
Тим Джемисон не был историком или социологом, однако за современными событиями следил. Он подумал, что Люк, возможно, прав. Бунт – или, если использовать более уважительный термин, революция – распространяется как вирус. Особенно в информационную эпоху.
– Способности каждого из нас – то, из-за чего нас похитили и доставили в Институт, – очень невелики. Вместе мы гораздо сильнее. Особенно дети из Палаты А. С утратой рассудка у них остается только эта энергия. Если есть другие Институты, и тамошние дети знают, что происходит у нас, и все они объединятся…
Люк тряхнул головой. Ему вновь представился телефон в прихожей, только выросший до исполинских размеров.
– Если такое случится, получится огромная энергия, чудовищная. Вот почему нам нужно время. А если Стэкхаус думает, что я дурачок и ради спасения друзей заключил идиотскую сделку, то и пусть, прекрасно.
Тим не забыл фантомный порыв ветра, бросивший его на ограду.
– Так мы не едем их спасать?
Люк серьезно посмотрел на Тима. Чумазый, избитый, перевязанный, он казался самым безобидным ребенком на свете. А потом он улыбнулся, и впечатление безобидности исчезло.
– Нет. Мы едем собирать то, что останется.
8
Калиша Бенсон, Авери Диксон, Джордж Айлз, Николас Уилхолм, Хелен Симмс.
Пятеро детей сидели в конце туннеля у запертой двери на уровень F Ближней половины. Кэти Гивенс и Хэл Леонард какое-то время были с ними, затем присоединились к детям из Палаты А: ходили, когда те ходили, брались за руки, когда те решали составить круг. Там же был Лен, и надежда Калиши, что Айрис не окончательно утратила разум, быстро таяла, хотя пока Айрис только поглядывала, как дети из Палаты А встают в круг, расходятся и вновь собираются. Хелен полностью восстановилась и была с ними. А вот для Айрис, похоже, все уже потеряно. Так же, как для Джимми Куллума и Донны Гибсон, которых Калиша знала на Ближней половине – благодаря ветрянке она оказалась там старожилом. На детей из Палаты А смотреть было больно, но при виде Айрис у нее просто сердце разрывалось. Мысль, что рассудок Айрис разрушен бесповоротно… сама мысль…
– Ужасна, – сказал Никки.
Калиша глянула на него с шутливой укоризной:
– Ты у меня в голове?
– Не тревожься, в твоем ментальном нижнем белье я не роюсь, – ответил Ник.
Калиша фыркнула.
– Мы все теперь друг у друга в голове. – Джордж указал пальцем на Хелен. – Думаете, мне правда охота знать, что она на чьей-то пижамной вечеринке описалась от хохота? Типичный случай избыточной информации.
– Все лучше, чем узнать, как ты психанул из-за псориаза у тебя на… – начала Хелен, и Калиша на нее шикнула.
– Который час? – спросил Джордж.
Калиша глянула на пустое запястье:
– Без пяти как свистнули.
– Часов одиннадцать, – сказал Никки.
– Знаете, что смешно? – вмешалась Хелен. – Я всегда ненавидела гул. Знала, что он вымывает мозги.
– Мы все знали, – сказал Джордж.
– А теперь он мне типа как нравится.
– Потому что это сила, – ответил Никки. – Была их сила – стала наша.
– Несущая волна, – добавил Джордж. – Теперь она есть постоянно. Осталось только начать передачу.
Привет, ты меня слышишь? – подумала Калиша, и ее пробила дрожь, не то чтобы совсем неприятная.
Несколько детей из Палаты А взялись за руки. Гул ритмично запульсировал, нарастая, и в такт ему замигали лампы на потолке. Потом круг распался, и гул вернулся к прежнему уровню.
– Он взлетел, – сказала Калиша.
Никому не требовалось объяснений, кто «он».
– Хотелось бы мне снова полетать на самолете, – мечтательно протянула Хелен. – Вот было бы здорово.
– Они будут его дожидаться, Ша? – спросил Никки. – Или просто пустят сюда газ? Как думаешь?
– Кто назначил меня профессором Ксавье?
[58] – Калиша ткнула Авери локтем в бок… но ласково. – Проснись, Авестер, и вдохни запах кофе
[59].
– Я не сплю, – ответил Авери. Это была не совсем правда; он по-прежнему дремал под приятный гул. Думал о телефонах, которые становятся все больше, как шляпы Бартоломью Каббинса становились все больше и навороченней. – Они будут ждать. Должны ждать, потому что Люк узнает, если с нами что-нибудь случится. А мы будем ждать, пока он не доберется сюда.
– А потом? – спросила Калиша.
– Мы позвоним по телефону, – ответил Авери. – По большому телефону. Все вместе.
– А насколько он большой? – встревоженно спросил Джордж. – А то последний, который я видел, был огроменный. Почти с меня.
Авери только помотал головой. Глаза у него закрылись. В сущности, он по-прежнему был мальчиком, которому давно пора спать.
Дети из Палаты А – даже Калише было трудно мысленно не называть их овощами – все еще держались за руки. Лампы вспыхнули ярче, одну даже закоротило. Гул стал сильнее и ниже. Калиша не сомневалась, что все на Ближней половине его ощущают – Джо и Хадад, Чед и Дейв, Присцилла и этот гад Зик. И остальные тоже. Напуганы ли они? Возможно, немного напуганы, но…
Они считают, что мы в ловушке, подумала она. Уверены, что им ничто не грозит. Что мятеж локализован. Пусть и дальше так считают.
Где-то есть большой телефон – самый-пресамый большой, – к которому подключены параллельные телефоны в разных комнатах. Если они позвонят по этому телефону (когда позвонят, потому что иного выбора нет), здесь, в туннеле, высвободится энергия мощнее любой бомбы, когда-либо взорванной на земле или под землей. Гул, сейчас лишь несущая волна, перерастет в вибрацию, способную рушить здания, уничтожать целые города. Сколько детей, в чьих головах не осталось ничего, кроме энергии, из-за которой их похитили, ждут звонка по большому телефону? Сто? Пятьсот? Может, и больше, если Институты есть по всему миру.