Стэкхаус понимающе кивнул.
– Где он? Кто он?
– Не знаю и знать не хочу. Я звоню, отчитываюсь, потом иду принимать душ. Только одно может быть хуже, чем звонить по Нулевому телефону: если он сам зазвонит.
Стэкхаус глянул на телефон с почти суеверным страхом, как будто тот мог зазвонить из-за одних лишь мыслей о тогдашнем разговоре…
– Нет, – сказал он. Пустой комнате. Молчащему телефону. Пока молчащему, во всяком случае. – Суеверие ни при чем. Ты позвонишь. Простая логика.
Безусловно. Потому что шепелявый и организация, в которой он состоит, узнают о впечатляющем провале в южно-каролинском городке. Это будет на первых страницах газет по всей стране и, возможно, по всему миру. Может, они уже знают. Если им известно про Холлистера, осведомителя в Дюпрее, ему могли позвонить и выяснить жуткие подробности.
Однако Нулевой телефон не звонил. Выходит, они не знают? Или знают, но дают ему, Стэкхаусу, время исправить положение?
Он сказал человеку по имени Тим, что любая сделка зависит от того, сумеют ли они сохранить в тайне существование Института. Стэкхаус не питал глупых надежд, что работа будет продолжаться; во всяком случае, не думал, что она продолжится здесь, в мэнских лесах. Однако если он сумеет удержать ситуацию под контролем, чтобы на первые полосы не выплеснулись заголовки о замученных детях-экстрасенсах… или о том, ради чего все делалось… это уже будет результат. Возможно, его даже наградят, если он предотвратит утечку сведений, хотя просто сохранить жизнь – уже вполне достаточная награда.
По словам Тима, знают всего трое. Остальные, видевшие записанное на флешке, мертвы. Кто-то из злополучной Золотой команды мог остаться в живых, но они флешки не видели, а про остальное будут молчать.
Шаг номер один: заманить Эллиса и его сообщников сюда, думал он. Они доберутся до Института к двум часам ночи. Пусть даже к половине второго – все равно хватит времени подготовить западню. Да, в моем распоряжении только лаборанты, но среди них есть крепкие парни – взять хоть Зика по кличке Грек. И когда шепелявый позвонит – а он точно позвонит – спросить, как я разбираюсь с ситуацией, я смогу сказать…
– Я смогу сказать, что уже разобрался, – произнес Стэкхаус вслух.
Он положил Нулевой телефон на стол миссис Сигсби и послал мысленный приказ: «Не звони. Не смей звонить до трех часов завтрашнего утра. А лучше до четырех или пяти».
– Дай мне вре…
Зазвонил телефон, и Стэкхаус вскрикнул от неожиданности. Потом рассмеялся, хотя сердце по-прежнему бешено стучало. Звонил не Нулевой телефон, а его собственный боксфон. Значит, звонок из Южной Каролины.
– Алло. Это Тим или Люк?
– Люк. Слушайте меня, и я расскажу, как все будет происходить.
4
Калиша заблудилась в очень большом доме и не понимала, как выбраться, поскольку не знала, как там очутилась. Коридор был примерно как на Ближней половине, где она какое-то время жила, пока ее не забрали оттуда, чтобы убить ее мозг. Только в этом коридоре были секретеры, зеркала, одежные вешалки и зонтики в подставке, сделанной, судя по виду, из слоновьей ноги. А еще журнальный столик с телефонным аппаратом, точно таким же, как у нее дома на кухне. И этот телефон звонил. Калиша взяла трубку и, поскольку не могла ответить так, как ее учили с четырех лет («Дом Бенсонов»), сказала просто: «Алло?»
– Hola? Me escuchas? – произнесла в трубке незнакомая девочка. Голос был слабый, едва различимый за треском помех.
Калиша знала, что hola означает «здравствуй», поскольку учила испанский в школе, но слова escuchas в ее скудном словаре не было. Тем не менее она поняла, что сказала девочка, и осознала, что все это происходит во сне.
– Да, э-э… я тебя слышу. Где ты? Кто ты?
Девочка не отвечала.
Калиша положила трубку и пошла дальше по коридору. Заглянула в комнату, похожую на гостиную из старого кино, потом в бальный зал. Глядя на пол из черных и белых квадратов, Калиша вспомнила, как Люк и Ник играли на площадке в шахматы.
Зазвонил другой телефонный аппарат. Калиша пошла быстрее и оказалась в аккуратной современной кухне. На холодильнике были картинки, магнитики и наклейка на бампер с надписью: «БЕРКОВИЦА В ПРЕЗИДЕНТЫ!» Калиша понятия не имела, кто такой Берковиц, но почему-то знала, что это его кухня. Телефон висел на стене. Он был больше, чем на журнальном столике, точно больше, чем на кухне Бенсонов, почти как игрушечный. Калиша сняла трубку.
– Алло? Hola? Меня зовут… me llamo… Калиша.
Но это была не испанская девочка. А мальчик.
– Bonjour, vous m’entendez?
Французский. Bonjour – это по-французски. Разные языки, один и тот же вопрос, и связь на этот раз была лучше. Ненамного, но лучше.
– Да, уи-уи, я тебя слышу! Где…
Мальчик отключился, и зазвонил другой телефон. Калиша пробежала через буфетную в комнату с тростниковыми стенами и земляным полом, почти целиком закрытым цветной циновкой. Это был последний приют африканского полевого командира Баду Бокассы, которому перерезала горло одна из любовниц. Только на самом деле его убили дети в тысячах миль от того места. Доктор Хендрикс взмахнул своей волшебной палочкой – которая была всего-то бенгальским огнем, – и господин Бокасса лишился жизни. Телефон на циновке был еще больше, почти с настольную лампу. Калиша взяла трубку. Та была очень тяжелая.
Снова девочка, голос звонкий, как колокольчик. Видимо, чем больше телефон, тем лучше связь.
– Zdravo, čuješ li me?
– Да, я отлично тебя слышу, что это за место?
Девочка отключилась. Звонил другой телефон. В спальне с люстрой. И этот телефон был размером со скамеечку для ног. Калише пришлось брать трубку двумя руками.
– Hallo, hoor je me?
– Да! Отлично слышу! Говори!
Ничего. Даже гудков не было. Просто тишина.
Следующий аппарат в комнате со стеклянным потолком был размером со стол, на котором стоял. Звук резал Калише уши, как будто раздавался через усилитель на рок-н-ролльном концерте. Калиша подбежала к телефону, выставив руки ладонями вперед, и сбросила трубку с рычажков – не потому, что надеялась услышать в этот раз что-нибудь вразумительное, а просто чтобы прекратить трезвон, пока не лопнули барабанные перепонки.
– Ciao! – раздался оглушительный мальчишеский голос. – Mi senti? MI SENTI?
И это ее разбудило.
5
Она была со своими друзьями – Авери, Никки, Джорджем и Хелен. Те еще спали. Джордж и Хелен постанывали. Никки что-то бормотал и тянул руки – Калише вспомнилось, как она бежала к огромному аппарату, чтобы прекратить трезвон. Авери ворочался и шептал слова, которые она уже слышала: «Hoor je me? Hoor je me?»