Королева Марго. Любовь в Варфоломеевскую ночь - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Павлищева cтр.№ 27

Миньоны короля, что у него в чести,

Погрязли столь в порочных наслажденьях,

Участвуют в таких грехопаденьях,

Что стыдно даже вслух произнести.

Народ был прав, потому что путь в миньоны существовал один — понравиться королю.

Хорошая солнечная погода словно веником вымела придворных из дворца в парк. Яркое, но не жаркое солнце, легкий ветерок так и манили пройтись и подышать ароматами весны взамен ароматов душных комнат. Веселые стайки фрейлин, вокруг которых непременно вились поклонники… повсюду смех… щебетание дам, заглушавшее птичье… приятные глазу цветники… все радовало взор и душу. Король, окруженный веселой ватагой, старательно изображавшей перед ним, словно перед великой фигурой, поклонение, прогуливался по аллее. Почти величаво раскланиваясь со встречными, он не делал различия между старавшимися присесть пониже дамами (так обзор прелестей в декольте лучше) и мужчинами, невольно сравнивавшими собственные наряды с королевскими. Если король наряжается как кукла, что остается делать его придворным? Большинство прикидывало, как бы и себе увеличить брыжи, расшить камзол жемчугом, не проколоть ли уши под серьги и не заказать ли ювелиру новую золотую цепь…

Сам Генрих рассеянно скользил взглядом вокруг, и вдруг его внимание привлек паж с весьма аппетитной округлостью пониже спины. Одного внимательного взгляда короля на ягодицы пажа было достаточно, чтобы Кейлюс и Сольватти быстрым шагом направились к молодому человеку. Тот сначала перепугался и едва не дал деру, но потом, выслушав миньонов, согласно кивнул.

Генрих с полуулыбкой на устах проводил взглядом пажа и тоже отправился в свои покои. Предвкушая развлечение, миньоны, весело галдя, сопровождали Его Величество.

Дальше все происходило по заведенному обычаю. Король еще раз оглядел обомлевшего пажа, видно, уже подозревавшего нечто нехорошее, но не смевшего противиться воле монарха, остался выбором доволен и приказал тому достать книгу из сундука. Рядом с сундуком стояли два дюжих молодца — Сольватти, прозванный между собой Камиллом, и Антуан де Силли, которого называли Великим Приором. Книга покоилась на дне большого сундука, но стоило пажу наклониться за ней, как крышка опустилась ему на спину, сильно прижав в весьма пикантном положении….

Кейлюс довольным тоном провозгласил:

— Ваше Величество, кролик пойман за шиворот!

Королева видела, что муж вернулся с прогулки во дворец, и решила посетить супруга. Хотя король, как обычно, был окружен своими миньонами, Луиза полагала, что должна находить способ выразить ему свое восхищение и признательность. Она была безумно благодарна выпавшей по воле Генриха на ее долю чести и пребывала в состоянии помрачения от произошедшего долгие месяцы, если не годы. Ей и в голову не приходило, что приверженность мужа женским украшениям, нарядам, пудре, помаде и прочей ерунде не вполне нормальна, а слишком тесная связь с молодыми людьми и вовсе вызывает насмешки, молодая женщина, никогда прежде не бывавшая при дворе, полагала, что так и должно быть. Тем более сыну не противилась и сама королева‑мать, а то, что разрешает мадам, осуждению не подлежит!

Но войти в покои короля не удалось, вернее, в кабинет, откуда доносился хохот миньонов и какие‑то странные звуки… Дорогу королеве заступил Агриппа д’Обинье:

— Мадам… позвольте посоветовать вам не входить туда… Его Величество занят…

Луиза наивно поинтересовалась:

— Чем это?

Объяснять д’Обинье не пришлось, потому что из кабинета, подтягивая на ходу штаны, выскочил тот самый паж… Вслед из открытой двери неслось улюлюканье миньонов. Едва не налетев на королеву, паж ойкнул и присел. Дальше было еще хуже, потому что одновременно из кабинета появился сам король, над штанами которого «колдовал» Кейлюс, а в двери, ведущей в коридор… королева‑мать!

Вот теперь бедный паж и вовсе потерял голову, он выпустил из рук край своей одежды и остался перед двумя королевами ниже пояса голым! На мгновение замерли все: Луиза, судорожно раскрывавшая рот в попытке что‑то произнести, Генрих и его миньоны с застывшим смехом, паж, в ужасе выпучивший глаза, и Екатерина Медичи, ставшая свидетельницей столь пикантной ситуации…

Первой пришла в себя королева‑мать, она зашипела… на невестку:

— Что вы здесь делаете, мадам?!

Луиза, судорожно вдохнув, попыталась промямлить:

— Я пришла к Его Величеству…

— Никогда не ходите туда, куда вас не зовут!

Екатерина уже развернулась и почти бросилась прочь из комнаты, невестка за ней. За дверью королева‑мать, так же шипя, посоветовала:

— Не вздумайте никому рассказать о том, что вы сейчас видели!

— Я… нет, что вы, мадам! Я…

Екатерина почти с сожалением смерила взглядом неудачливую невестку:

— Если бы смогли взять короля в руки…

Из глаз Луизы брызнули слезы, бедная женщина замотала головой:

— Нет, что вы…

Королева поморщилась:

— Конечно…

Перепуганный паж старался не показываться на глаза королю и его миньонам, но не тут‑то было, Генрих запомнил его аппетитные выпуклости пониже спины, а потому бедолага стал еще одним красавчиком Его Величества. Пришлось привыкнуть…

И снова дипломаты доносили своим правителям: «…Франция управляется безумцем и похожа на судно с совершенно пьяной командой… Недалеко и до рифов…»

Екатерина Медичи пыталась вразумить сына, но до него трудно было достучаться. Дю Гаст дал королю великолепный совет, как избежать материнского давления:

— Нужно всего лишь соглашаться, выказывать почтение и… поступать по‑своему.

Когда рядом были миньоны, Генрих чувствовал себя сильным и могущественным, ему так нравилось поклонение, создавалось впечатление величия, вседозволенности, могущества…

Что оставалось делать двору? Подражать королю в надежде получить благодеяния, тем более, науськанный своими любимцами, Генрих объявил о прекращении продажи государственных постов, от чего казна получала немалые деньги. Сама по себе отмена простой продажи государственных постов и привилегий была бы очень разумным шагом, потому что, купив какую‑то должность, человек предпочитал на ней не работать на благо страны, а либо доить казну, либо попросту бездельничать, ведь, чтобы отобрать эту должность, его следовало устранить или занимаемое место перекупить.

Но, отменив продажу (кстати, ее довольно быстро вернули, грешно терять столь щедрый источник доходов), Генрих не ввел занятия должностей действительно по заслугам, теперь он сам ставил на любую, и от его воли зависело, быть ли человеку министром или еще кем‑то. Вместо денежных мешков посты оказались отданы любимчикам, опустошавшим казну, но ничего ей не дававшим. Никто не мог поклясться, что толку от этих любимчиков больше, чем от тех, кого они сменили, зато теперь все зависели от короля.