— Всего по чуть-чуть. Из Гегеля цитат надергала, из Канта. И на защите кучей вывалила. Сошла за умную. — Опять улыбнулась. Озорно. — Там же одни мужики. А я с ними умею общий язык находить. Природное обаяние еще никто не отменял. А диссертация… Она только мешает. О ней вообще лучше не заикаться. Не любят мужики умных дам — бегут от них, как от черт от ладана. — Протянула ручку. Пожала легонько. Спросила: — А вы давно Машу знаете?
— Кажется, лет сто, — честно признался Игорь.
— А где Анатолий? Толя! Ты где?
— Да здесь я, здесь.
Подошел с вязанкой хвороста. Сбросил на землю.
— Он у нас здесь за дрова отвечает.
— Игорь.
— Очень приятно…
— Слушайте, хватит трепаться давайте, наконец, к столу! — рассерженно прокричал Вениамин. — Ей-богу жрать охота, сил нет!
— Тебе всегда хочется.
— Чревоугодие не есть смертный грех, но лишь людская слабость! — нравоучительно продекламировал Вениамин, что-то торопливо дожевывая.
— Да он уже лопает! — возмутилась Мила.
— Не лопает, а дегустирует.
— Он четверть шашлыков уже отдегустировал! — крикнул Сергей Михайлович, размахивая шампуром. — Гоните его в шею, если не хотите остаться голодными!
— Злые люди! — вздохнул Вениамин. — Кусочка мяса измученной душе жалеют, нападая и грызя беззащитную тварь, аки волки…
Потом они сидели за столом. Что-то пили. Что-то ели.
И было очень весело и хорошо, потому что дело не в питье и еде, а в людях, которые сели в круг.
— А ну-ка тихо! Цыц, говорю! — кричал Вениамин, стуча вилкой о бутылку. — Мы сегодня принимаем в наш круг нового приятеля. Игоря… Просто Игоря. По сему случаю, я считаю, нужно разлить и выпить до дна.
— И закусить.
— Это само собой. Питие без закуски есть признак беспробудного пьянства, а употребление веселящих напитков в процессе обильной трапезы — есть дело богоугодное и большая польза для здоровья. Толя, подтверди!
— Подтверждаю. Чем больше съесть, тем меньше влезет выпить. Что есть точно — польза для организма.
— Во-от! Так выпьем за Игоря и… Машку, которая его сюда затащила.
— Не так уж тащила, — замотал головой Игорь.
— За тебя, Игорь.
Подняли, чокнулись, выпили.
— Кто мне Игорька обидит, тому я уши оборву! — громко крикнула Мария.
И как-то так все образовалось, что будто он был знаком с ними всегда и чуть не с детства — и с Сергеем, и с Вениамином, и с Милой…
Может, они специально подыграли по просьбе Марии, может, просто были легкие люди, но он влился в компанию и стал здесь своим. Сразу. И хочется надеяться, навсегда.
— Веня, ты опять общий салат к себе тащишь?!
— Так все его уже поели. Там остатки!
— Остатки… Ничего себе — остатки! Там полведра!
Эпизод двадцать шестой. Пять месяцев и два дня до происшествия
— Ты им всем понравился.
— И они мне. Как давно ты их знаешь?
— По-разному, кого-то больше, кого-то меньше. Но кажется — всю жизнь.
— Разные они…
— Ага, как же! Это пока беситься не начнут. Ты их еще не видел, когда они разойдутся. Как дети становятся, на голове ходят! Веня такое может отчебучить… Это они при тебе сдерживались. И на работе, наверное. Я была у Сереги в банке, так не узнала его, ей-богу. Такой чинуша — в костюме, при галстуке, щеки на воротнике. Смотрит — как рублем дарит. Прямо хочется к нему на «вы», по отчеству и ножкой шаркать. А тут Серега и Серега. Свой в доску парень. Хоть пни его! Даже удивительно, какая разница.
— Все мы там — ни как здесь.
— А я везде одинаковая.
— Ты другое дело. Ты сама по себе. Как кошка. А мы в серпентарии… единомышленников. У нас дресс-код, корпоративные правила и прочие условности.
— Жалко вас. Особенно тебя.
— Почему меня?
— Незащищенный ты весь какой-то. Как черепашка без панциря. Ничего — я тебя защищу. Я же кошка. Большая. Пантера я! — Вскочила, изогнулась вся, «коготочки выпустила», зафырчала бешено. — Похоже?
— Очень. Прямо мурашки по коже!
— Во-от! И если кто тебе плохого пожелает или покусится на тебя — я прыгну и в клочки порву!
— И меня порвешь?
— Нет, тебя не порву никогда! О тебя буду мордочкой тереться и мурлыкать… А ты мне — по шерстке гладить и за ушком… Будешь?
— Буду…
Эпизод четвертый. Восемь месяцев до происшествия
— Владимир Семенович, к вам Игорь Олегович. Он уже полчаса ждет. Что ему сказать?
— Игорь Олегович? — Шеф на мгновенье задумался. — Скажите, пусть заходит.
Секретарша быстро нырнула за дверь. Она лучше, чем кто-либо другой, лучше жены, умела угадывать настроение своего патрона. Сегодня Владимир Михайлович был явно не в духе.
— Заходите, Игорь Олегович.
Проводила его сочувствующим взглядом.
Игорь Олегович зашел. Плотно затворил за собой дверь.
— Проходи, Игорь. Садись. У тебя что-то срочное?
— Я по проводкам.
Шеф отложил какие-то бумаги. Изобразил на лице внимание.
— Что-то не так?
— Нет, всё как всегда. Но сумма в два раза превышает обычную.
— И что? Что тебя беспокоит?
— Назначение перевода. Мне кажется, оно звучит не вполне корректно. Я приостановил перевод.
— А вот это зря! Ты выполняешь чисто техническую работу, и все остальное тебя волновать не должно. Суммы, получатели, что писать в проводках — это все моя забота.
— Но подпись на документах я ставлю свою.
— А как иначе? Это входит в твои служебные обязанности.
— Но вы тоже имеете право подписи.
— Да, в твое отсутствие. Но ты теперь на службе. Так в чем тогда дело?
— Я сомневаюсь…
Владимир Семенович раздраженно забарабанил пальцами по столу.
— Тебе не надо ни в чем сомневаться, тебе нужно делать свою работу. Тем более что с каждого транша ты получаешь некий процент. Это была наша с тобой договоренность, которую я неукоснительно исполняю. Не так ли?
— Да, так. Но последнее время…
Владимир Семенович нахмурился. Встал. Подошел к Игорю, остановился за спиной, приобнял его за плечи.
— Игорь, дорогой… Я не понимаю и не разделяю твоего беспокойства. Мы работаем с тобой вместе несколько лет. Почему вдруг тебя стали мучить какие-то сомнения? Деньги уходили раньше и уходят теперь. Чуть больше сумма — и что с того? Мы финансовая организация, с чем нам еще работать, как не с деньгами? С почтовыми марками? Неужели ты думаешь, что я буду делать что-то противозаконное, подставляя себя? И тебя? Зачем? Тем более это не мои деньги и я ими не распоряжаюсь. Я такой же исполнитель, как и ты, только кабинет у меня побольше, кресло помягче и секретарша помоложе. Эти переводы — они не нашего ума дело. Не твоего и даже не моего. Если я, если мы начнем артачиться, то нас просто уберут из системы. Потому что свято место пусто не бывает. Возможно, тебе твое кресло в тягость, а мне — в самый раз. И пересаживаться из него мне на что-то более твердое не хочется. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю?