Половина солнца - читать онлайн книгу. Автор: Ад Вороновский cтр.№ 89

Он издал звук, похожий на смешок, но не улыбнулся.

– Ладно.

И я правда изучал, что там врачи ему приносят. Вернее, медсестра. Для зубов ничего не давали, да и стоматологические операции проводили в другом кабинете, а лекарства не особо сменились с тех пор, как Олеану ставили капельницу, только теперь удвоили дозу. Сосед ещё больше стал похож на зомби.

– Когда тебе поставят последний зуб? У тебя ничего не болит? Нормально установили его там?

Он ответил кивком головы, не желая напрягаться сейчас для разговора. Впрочем, что я заметил в Олеане, так это то, что даже когда ему было невыносимо больно, он говорил больше, чем нормальные люди. Будто бы иногда ему было легче так не чувствовать горечь. Не уверен.

Наконец я встал и покинул палату, пожелав ему спокойной ночи.

Ни в чём для меня сейчас не было смысла, если я не смогу спасти этого человека.

Белый (?) Ворон

Не знаю, что они там устроили, пока я отлеживался в лазарете, но меня не выпускали. Прям-таки держали под замком, наблюдали. Да у меня и сил не было идти никуда – я либо не мог проснуться, либо не мог уснуть.

И порою, к великому несчастью, меня настигали воспоминания.

Солнечная улыбка и совершенно идеальные зубы, даже слегка пугающе неотразимые. Впрочем, они были не только белыми и ровными, но и достаточно крупными. Это делало улыбку Луки ещё более похожей на «голливудскую», или как это называли.

Нет, об этом нельзя думать. Это только делает меня слабее.

Я достал альбом, который принёс мне Эндрю. Он уже нарисовал внутри для меня один рисунок с цитатой:

«Всадник, кинь холодный взгляд на жизнь и на смерть – и скачи дальше».

Генрих Бёлль «Ирландский дневник».

Ирландский. Откуда родом Куины. Так мило с его стороны.

Да уж, вряд ли придётся защищать Эндрю с его-то способностями иллюзиониста и обращения видений в реальность, но с таким мягким характером, даже не то что мягким, а просто любящим людей, разве может он быть сильным в борьбе? Ведь любое сопротивление – это некий вид насилия. Разве может он, такой чуткий и спокойный, стать бойцом? Ну разумеется, нет. Он сражается с самим собой, со злом в людях – но своими, тихими способами.

Эндрю мог не быть бойцом, но он всё равно будет чертовски полезен.

Он будет полезен. Если я доживу. Если я просто доживу до того, как начну себя реализовывать.

Странно думать о таком бессмертному. Но в моём случае… всё очевидно.

Мне надо перестать думать. Я нарисую что-нибудь. Что-нибудь… Странно, получается Эндрю. Он в инвалидном кресле, как у Эстер. Лучше ему это не показывать. Он расстроится.

Я пишу какие-то слова. Пишу. Как обычно – просто захватываю одну мысль в своей голове и вывожу её на бумаге.

В палату стучатся. Я прикрываю альбом. Входит врач.

Светлые волосы, я бы сказал, почти золотистые. Огромное родимое пятно на левой стороне лица, глаза спрятаны под очками. Там, где пятно задевает волосы, они становятся совсем белыми, почти как у меня, но мои не настолько седые. Лет ему было около сорока, однако старым он не выглядел. Мудрость пережитых дней отражалась только в глазах и движениях – аккуратных, спокойных, даже умиротворяющих.

И всё же потрясное родимое пятно. Надо будет нарисовать лечащего врача.

Выбрит он правда сейчас был не идеально, но это было почти незаметно на бледноватом лице: только со стороны родимого пятна, где даже щетина росла седой. На мой взгляд, более или менее не раздражающим меня взрослым человеком в лицее был именно он. Пускай этот взрослый и бессмысленно накачивал меня тонной лекарств, чтобы мне не было настолько плохо… однако лучше не становилось – я просто будто был по ту сторону вселенной, в трансе.

Он начал задавать стандартные вопросы о моём самочувствии. Осмотрел меня. Руки у него были ухоженные, как у многих врачей.

Я вздрогнул от очередного воспоминания. Лука ведь учился на медицинском. У него были такие же изящные пальцы – только намного моложе.

К чёрту его. И почему я начал вспоминать этого идиота конкретно сейчас, когда я лежал один в палате и ни на что не мог отвлечься, кроме своих же сводящих с ума мыслей?

Молча кивнув, доктор отвернулся, выходя из палаты. Я, поздно сообразив, крикнул вслед:

– Всё нормально?

– Пока – да.

Ох уж эти врачи. «Пока». Вот уж точно, что «пока».

Спустя несколько минут он вернулся, велел мне надевать обувь и отправляться за ним в кабинет, где было нужное оборудование для стоматологических операций.

Всё, сейчас – последний зуб. Я торчу тут уже две недели, две проклятые недели. Впрочем, мне повезло – мог бы и месяц наслаждаться жизнью в компании медсестры и врача.

И будут все мои зубы на месте.

Разумеется, они позвонили моим родителям. Сказали, что они могут поставить мне новые зубы, искусственные, но самый дешёвый вариант, а такой вряд ли особо будет идти мне на пользу. Бедный отец, он точно не был в восторге от подобной суммы, несмотря на его вечное внешнее спокойствие.

Итак, скоро я буду свободен. Меня всё ещё будут пичкать лекарствами, но уже за пределами лазарета. Что не могло не радовать.

И вот наконец я находился у себя в комнате. Коул что-то писал у себя за столом. Он не особо обрадовался моей выписке – считал, что я должен оставаться там под капельницей. Ну, что же, может, так было бы лучше для моего физического самочувствия, но морально я бы уже точно свихнулся, проведи на койке хоть ещё один день.

Конечно, в основном я спал. Пытался читать, но от занятий всё ещё был освобожден, а даже если нет, вряд ли врач побежит говорить об этом всем учителям. Ему, кажется, было на всё наплевать в этой жизни, не считая работы.

Ближе к вечеру после моей выписки в дверь постучали. Видимо, Коул тоже не бегал говорить всем о том, что теперь я безжизненно валяюсь не в лазарете, а в комнате. Так что Эндрю, заглянув к нам, улыбнулся одними глазами, сказал, что скоро вернётся, и спустя минут пятнадцать уже стоял в дверях вместе с, кто бы мог подумать, Августом Сорокиным.

Биовампир выглядел недовольным. Он смешно наморщил нос, заходя к нам.

– От тебя несет болезнью, – сказал он, держа руки в карманах толстовки. – Я ощущаю ауры людей, а не только высасываю их жизненные силы, и твоя сейчас – полный отстой.

Эндрю как-то неодобрительно посмотрел на Августа, качая головой. Впрочем, по его спокойному выражению лица было трудно что-то понять.

– Август, ты должен рассказать Олеану, что ты сделал.

Кажется, Сорокин удивился. Он вопросительно выгнул бровь, что выглядело довольно эффектно – брови у него были очень густые, и перевёл взгляд на меня.