Но, очевидно, последнего раза быть не может. Бессмертие.
Однажды манит что – пугает нас потом.
Загадочен он был, закрыт в себе самом.
Я сделал шаг назад. Парень обернулся.
Я на секунду испугался, но, разумеется, он не мог меня разглядеть. Он сощурился, буравя взглядом темноту. Его искусанные губы разжались. Он назвал имя.
– Коул?
Он вглядывается во тьму ещё секунду, но ничего в ней не увидев, отворачивается обратно к окну, стряхивая пепел с сигареты и продолжая наслаждаться тишиной утра.
Я бросил взгляд на стол: в открытом ящике пачек было ещё много. С удовлетворением я подумал:
«Не только у меня есть секреты».
Ветер подул в окно, и я сделал ещё один шаг назад, растворяясь в темноте. Стена за моей спиной исчезла.
Или, вернее, я исчез в ней.
Белый (?) Ворон
Сон пропал. Я курил всё утро – сигарету за сигаретой. В конце концов я сел на кровать, открыл ноутбук и начал писать. Писать, что взбредёт в голову. В основном это были стихи.
Память не покидали образы тонущего в огне Дэмиана. Его рыжие волосы, сливающиеся с пламенем. Его крики.
Я не видел этого, но воображение так не считало. Оно само создавало и само потом отвечало за то, что выдумало.
Вдохновение хотелось прогнать.
Мы, разумеется, были неплохими друзьями, но иногда оно просто-напросто мешало спать. Впрочем, с бессонницей мы тоже были давними знакомыми. Да что там – я готов был уже жениться на ней.
Кажется, Коул тоже не спал. Нет, разумеется, он был в царстве Морфея, но кошмары никогда не казались мне тем, что можно называть «сном». На то они и кошмары.
Я в них ориентировался хорошо, выход находил нелегко, но справлялся. Они мне нравились тем, что в них собственные проблемы казались далёкими. Проблемы самого сновидения – вот что правило разумом в такие моменты. И это успокаивало.
Как никотин. Всё, что губит нас, порою успокаивает.
Парадокс.
Так же и со смертью. Умираешь – страшно. А потом становится так спокойно и тихо… Ведь ты больше не ответственен за все свои грехи, мысли и собственных демонов в душе.
Да ты ни за что не ответственен. Мёртвым-то.
Я услышал странный шум. Кажется, кто-то открыл дверь в соседней комнате. Почему странный? Потому что ночью или рано утром редко кто выходил из своих комнат.
Особенно после яркой демонстрации того, что случается с нарушителями устава лицея.
Мысли снова навестил образ сгорающего Дэмиана, и я улыбнулся.
Закрыв ноутбук, я встал, поправил толстовку и пятерней откинул чёлку со лба. Волосы были грязными, но в душ сейчас совсем не хотелось. Я ощутил холод собственной кожи, и подсознание снова довольно замурлыкало.
Я, наконец отвлёкшись от собственных мыслей, прошёл к двери и, отворив замок, выглянул в коридор. Высокая фигура в тёмно-синем свитере застыла и обернулась.
Мои фантазии вмиг обратились явью: в паре метров стоял Дэмиан, затравленно глядя в мою сторону в тусклом свете коридорных ламп. Я прикрыл дверь в нашу комнату и вопросительно уставился на него. Это вышло хреново, насколько я понимал: не смотреть на его шрамы было трудно. Ведь они были везде. Но Дэмиан, кажется, уже начинал к этому привыкать.
Что же, теперь и ты попадёшь в альбом Эндрю. Альбом уродцев этой школы бессмертных мертвецов.
Какой оксюморон.
Он нахмурился, глядя на меня. Я присмотрелся – синий свитер с капюшоном на молнии, как куртка, и на нём – узоры оленей. Кажется, когда-то я видел на Хэллеборе нечто похожее.
Он расправил плечи, а я, медленно отводя взгляд в сторону, всё равно краем глаза видел, как растянулись от движений и его ожоги.
– Как всегда не спишь, ла Бэйл, – сурово пробормотал задира, смерив меня ледяным взглядом.
Как там? Капитан холод?
Хотя теперь он мог бы быть с честью удостоен звания Фредди Крюгера.
– Успокойся, Куин-младший, – передразнил его я. Нелюбовь к именам у нас с ним была общая. – И куда ты снова направился? Неужели хочешь повторить сеанс… – я осёкся, осознавая, что моя шутка сейчас будет слишком грубой. Он это понял и махнул рукой.
– Можешь не скрывать от меня, какой ты мудак. Вы же друзья с моим братом. У него, видимо, фетиш на такое.
– Если ты про то, что тоже мудак, то я согласен.
Дэмиан усмехнулся бы, если бы не его изуродованное лицо. Должно быть, свежие шрамы ещё болели.
Он подошёл ближе.
– Я просто хотел кое-что разузнать. Раз не получится сбежать, я хочу быть в курсе дел всего этого ада…
– Смотрю, ты не фанат Библии, – я помолчал, разглядывая его ботинки. – Но послушай, – поднять глаза оказалось труднее, чем я думал, но с тех пор, как я перерос испуганного двенадцатилетнего мальчишку, я и не с таким мог справиться. – Расскажи мне. Или нам. Всем нам, и своему брату тоже. Мы же не копы какие-то и не учителя. Мы все на одной стороне, – я прищурился, понимая, что говорю уже не я, а перекуривший философ внутри меня. – Ты и так настрадался вдоволь, и теперь отпускать тебя одного было бы тупо неэтично. Ты должен рассказать нам о том, что ты узнал… – я улыбнулся, увидев, как изменилось выражение его глаз, и поспешил добавить: – Ты ведь не просто так сбежал, верно?
Дэмиан секунду смотрел на меня, не мигая, словно кот, а после кивнул.
– Я рад, что ты не один из учителей. Иначе мне бы уже пришёл конец.
Я болезненно поморщился и неуверенно пожал плечами.
– Ни за что не был бы таким же взрослым, как они. Сумасшедшие люди, – мне стало тут же интересно, стоит ли вообще применять термин «люди» к нашим учителям. – Ну так что? Ты расскажешь?
Куин-младший нахмурился, и я предугадал, что он собирается послать меня. К счастью, время от времени мне везло, и сейчас было именно то время.
Дверь в комнату рыжих братьев открылась, и в коридор вышел сонный Эндрю, потирающий опухшие, заплаканные глаза. Он оглядел нас обоих, всё понял и преувеличенно хладнокровно сказал:
– В комнату. Оба.
* * *
В их комнате царил беспорядок. После того как тут всё перерыли «вышестоящие инстанции» – то есть учителя, братьям, как видно, прибираться было некогда. Да это и понятно – Дэмиан вернулся не в самой лучшей форме.
Можно сказать, в худшей. Учитывая то, что умереть мы не можем, разумеется.
Я сел на стул, стоящий у стола, Дэмиан устало плюхнулся на кровать Дрю, а старший Куин остался стоять, убрав ладони под мышки и приподняв плечи, будто от холода. На нём красовался уже другой вязаный свитер, который ему явно был великоват. Рукава скрывали половину длинных пальцев рыжего художника.