Монахи приняли императора вежливо, но как-то неуверенно. Они больше смахивали на собак, которым приказали ходить на двух лапах. Один из разведчиков поспешил выехать вперед и возвестил монастырской братии, что к ним прибывает Карл Великий. После этого монахи послали вперед двоих братьев на мулах, чтобы, как повелевал обычай, встретить императора у шестого камня, отмеряющего мили. Однако мулы страдали одышкой и уже на половине пути стали задыхаться так, что сердце кровью обливалось, их пришлось вести пешком на поводу. Таким образом, духовники и императорская свита встретились позже, чем того требовал протокол, однако император не стал поднимать шум из-за такого промаха. Он также воздержался от порицания по поводу поношенных ряс и не очень аккуратно выстриженных тонзур. Он был слишком рад, что встретил братьев во здравии.
Произошел обмен любезностями, и монастырская братия вручила Карлу Великому какой-то предмет, похожий на большой ключ. Танкмар закатил глаза. Эти франки не могли обойтись без сложных символических жестов. Он использовал время ожидания, чтобы направить Абула Аббаса ближе к повозке, где во главе процессии сидели Имма и Аделинда, напряженно наблюдавшие за приемом и одарившие его очень сдержанными взглядами.
Он попытался завязать разговор со старшей монахиней. Может быть, Аделинда тоже примет в нем участие. Однако послушница каждый раз встревала в разговор, когда монахиня любезно пыталась сообщить ему что-то. Ее замечания были такого рода, что даже Танкмар, не говоря уже об Имме, в конце концов замолчал, а их лица залились краской.
– Это знают даже самые глупые слуги моих родителей, – ответила Аделинда на вопрос Танкмара по поводу странных причесок монахов.
– Мужчины носят свое сердце в штанах, – резко отшила она его, когда Танкмар спросил, живут ли в монастыре Санкт-Аунарий также и женщины. На его вопрос по поводу правил бенедиктинского ордена Аделинда ответила: «Жри или умри», – за что снова получила порицание Иммы.
Когда процессия наконец продолжила движение, Танкмар и женщины стали подниматься по извилистой дороге к монастырю, не обменявшись больше ни словом. Однако сакс поймал себя на том, что он едет поближе к Аделинде в надежде, что сможет снова вдыхать ее запах.
Монастырь Санкт-Аунарий был огромен. В его стены был втиснут целый маленький город с домами, целиком сложенными из камня. Танкмару показалось, что это напоминание о Генуе и Павии, единственных городах, которые он видел. Однако Санкт-Аунарий был другим, более спокойным. Время, казалось, остановилось в этом месте, чтобы понаблюдать за монахами в их повседневной рутинной жизни. Вечность. Это слово снова вертелось на языке у Танкмара, когда он покачивался на спине Абула Аббаса, проезжая между домами. Санкт-Аунарий, казалось, был выстроен для вечности. Даже ветер, который за стенами монастыря превратился в ураган, сюда не задувал. Лишь в колокольне, возвышавшейся над окружающим ансамблем церкви, под порывами ветра раздавался тихий звон.
Монахи, казалось, не думали о времени. На собрание в широком центральном дворе их пришло более пятидесяти, чтобы приветствовать императора и его двор. Все они были не старше сорока лет. Лишь один аббат, который сейчас кланялся Карлу Великому, был глубоким стариком.
Сладкие слова, которыми обменивались настоятель монастыря и правитель империи, были противны Танкмару, и он стал внимательно осматриваться по сторонам. Все в Санкт-Аунарии было безупречно. В стойлах, куда завели лошадей воинов, хрустело свежее сено, деревянные ставни на окнах блестели, словно недавно выстроганные. Солома аккуратно лежала на крышах; даже куча навоза была аккуратно сложена с внутренней стороны стен монастыря и, казалось, почти не издавала запаха.
Одни лишь виноградные лозы возле уборной не вписывались в общую картину порядка и размеренности. Танкмар подобрался поближе, чтобы иметь возможность обследовать растения. Пышные гроздья были частично сорваны и валялись на земле. Подпорки, которые должны были поддерживать молодые побеги, валялись, сломанные, между грядками. Если бы Танкмар не был уверен, то решил бы, что Абул Аббас стал причиной этого опустошения. Однако он сам провел слона к стойлам, где тот все еще спокойно стоял, с наслаждением погружая хобот в большой чан с дождевой водой.
Церемония приветствия закончилась, и Танкмар, удивляясь, отвел взгляд от виноградной лозы. Аббат пригласил гостей приготовить себе ночлег в монастырской спальне. Братья освободили спальный зал, чтобы достопочтенные герцоги императора могли отдохнуть от трудностей дороги соответственно сословию. Вечером они должны были встретиться в трапезной, чтобы подкрепиться. А на вечерню было предусмотрено совместное богослужение в церкви. И лишь после этого настоятель монастыря хотел созвать всех для обсуждения положения в главный зал монастыря.
Хотя Карл Великий возразил, что меры по обороне монастыря следовало бы обсудить в первую очередь, а богослужение и еда могут подождать, аббат не дал сбить себя с толку. В конце концов император предложил посетить церковь еще до совещания, но ввиду опасной ситуации не отправлять службу полностью. Аббат Гисберт согласился, и все разошлись.
Если даже Танкмар и питал надежду, что Аделинда и Имма тоже будут ночевать в спальне, его постигло разочарование. Аббат лично сопроводил женщин в низенькое продолговатое здание, в котором, как подозревал Танкмар, находились кельи высокопоставленных лиц монастыря. Однако ему будет нетрудно пробраться туда незамеченным. Может быть, Аделинда ночью наконец вернется и останется с ним наедине. Он хотел ее, вожделел ее тела, которое она отчаянно пыталась укротить. Танкмар решил подождать до времени после ужина, когда полные желудки сделают мозг ленивым и опасность быть обнаруженным станет меньше.
С тяжелым сердцем он последовал за воинами в спальню. Ему больше хотелось остаться возле Абула Аббаса, чтобы тот охранял его. Однако даже император остался со своими людьми, а не спал, как женщины, в уединенной келье. Танкмар, хромая, опустился по десяти деревянным ступенькам вниз, в полутемный зал, который находился под землей, чтобы дарить прохладу нуждающимся в отдыхе людям в жаркие летние ночи. Для холодных дней, которые вскоре настанут в Санкт-Аунарии, был подготовлен камин такого размера, что внутри могли свободно разместиться четверо мужчин.
Он подошел к одной из соломенных постелей, все еще мысленно пребывая с Аделиндой, и столкнулся с одним из солдат. Он поднял взгляд и узнал обезображенное лицо воина, который околачивался возле сестры Иммы.
– Извините, – пробормотал Танкмар. – Я не знал, что эта постель уже занята.
– Не занята, – хрюкнул тот. – Пусть она будет вашей. Я найду другое место.
– Нет-нет. Займите его. Я все равно хотел ночевать под открытым небом.
Так они переговаривались еще некоторое время. И Танкмар был даже рад уважению, которое солдат императора оказывал ему, саксу.
В конце концов Танкмару это надоело. Он подошел поближе к солдату, встал на цыпочки и прошептал ему на ухо:
– Или же вы сейчас же займете постель и не будете отнимать у меня время, или же я расскажу сестре Имме, что вы называли ее уродливой старой проституткой.