Соловушка НКВД - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мишаткин cтр.№ 75

— Кого имеете в виду?

Ягода не уточнил, надеясь, что не обделенный умом собеседник поймет без подсказки, и спросил то, что волновало:

— Что знаете о моих Иде и Генрихе?

Киршон виновато ответил:

— К великому сожалению, ничего. Меня взяли раньше вас, который месяц не имею никаких сведений с воли.

Они проговорили весь день, продолжили бы диалог и ночью, но следовало подчиниться тюремному распорядку. Перед тем как уснуть, пожелали друг другу, чтобы не разбудили, позволили выспаться.

Утром припомнили общих знакомых, поделились впечатлениями о прочитанных до ареста книгах, увиденных спектаклях. Вечером Кир-шона увели. Зная, что судьба в лице тюремной администрации вряд ли позволит вновь встретиться, обнялись.

Ягода смотрел на металлическую дверь, захлопнувшуюся за драматургом.

«Сейчас, без сомнения, строчит отчет. Не имея ожидаемых Вышинским и Слуцким фактов моей враждебной деятельности, наврет с три короба, чтобы услужить следственной группе, выполнить приказ — представить меня ярым контрреволюционером».

Ягода не ошибся, Киршон написал начальнику 9-го секретно-политического отдела ГУГБ майору Журбенко ^[20]:

Ягода встретил фразой: «О деле говорить не буду, дал себе слово не затрагивать дела. Начал расспрашивать о своей жене, о Тимоше — Надежде Пешковой ^[21], что о нем пишут газеты, говорят в городе. Сам говорил мало, преимущественно о личном, смерти, тоске, что у него один путь в подвал, где приводят в исполнение смертные приговоры, что 25 января его расстреляют (Ягода ошибся на два месяца. — Ю. М.).

Говорил: «Если бы был уверен, что останусь жив, всенародно заявил, что убил Макса и Горького, невыносимо тяжело перед семьей и не меньше перед Тимошей. На процессе буду рыдать, что хуже, нежели от всего отказываться».

В полуобморочном состоянии заявил: «Если все равно умирать, лучше заявить на процессе, что никого не убивал — нет сил признаться в этом. — Потом добавил: — Но это значит объединить вокруг себя контрреволюцию, что невозможно». Говоря о Тимоше, упомянул, что передал ей 15 тыс. долларов.

Утверждал, что его обманули, обещав свидание с женой, если бы увиделся с Идой, то все бы перенес, чувствовал себя легче. Говорил, что лучше умереть до процесса. Речь шла не о самоубийстве. Много плакал, жаловался, что задыхается, хочет кричать, вообще раскис, позорно опустился.

«Наседка» знала, что от нее ожидают и постаралась представить Ягоду сломленным, льющим горючие слезы отчаяния. Киршон умолчал, что в более-менее откровенной беседе Ягода не сообщил ничего, что могло бы заинтересовать следователей.

С первой минуты ареста Ягода страстно желал встретиться со своим преемником, кому уступил важный, пугающий всех пост.

«Ежов фаворит вождя, его выдвиженец, ныне наделен неограниченной властью. Мы если не дружили, то приятельствовали, в его бытность завкадрами ЦК встречались по служебной необходимости, мило улыбались друг другу, интересовались здоровьем. Должен сейчас согласиться встретиться, позволить высказаться. Выслушает и поверит в мою невиновность. Замолвит за меня словечко Сталину, и я обрету свободу. Лучше, понятно, самому предстать перед Хозяином, лично напомнить, как служил ему верой и правдой, неустанно помогал искоренять левую и правую оппозиции, убирал с его пути неугодных, послушно исполнял все приказы, даже причуды, замел следы устранения Кирова. Обязан по достоинству оценить мой бесценный опыт, который пригодится ему еще не раз…»

Решил отослать вождю письмо. Попросил у тюремщика бумагу, ручку, чернильницу. Постарался быть лаконичным. Писал разборчивым почерком, не лил горючих слез, зная, что Сталин презирает жалких, слабых, молящих о пощаде, милости. Убеждал себя, что вождю не доложили об аресте его «правой руки» в чистке страны от врагов разных мастей.

Водил пером и не ведал, что во внутреннюю тюрьму НКВД попал по прямому указанию Сталина, направившего членам Президиума ЦК уведомление о единолично принятом им решении.

Ввиду обнаруженных антигосударственных и уголовных преступлений наркома связи Ягоды, совершенных в бытность его наркомом внутренних дел, а также после его перехода в Наркомат связи, Политбюро ЦК ВКП(б) доводит до сведения членов ЦК об опасности оставления Ягоды на воле хотя бы на один день, вынужден дать распоряжение о немедленном аресте Ягоды. Политбюро ЦК ВКП(б) просит членов ЦК санкционировать исключение Ягоды из партии, его арест.

Сталин не сомневался, что просьбу (точнее, приказ, который не подлежал обсуждению) примут единогласно. Вождь знал, что стоит ему лишь заикнуться о чем-либо, как все с поспешностью согласятся даже с любой его прихотью.

Ягода в письме признал малозначительные грешки, вроде неоправданного доверия подчиненным, нетребовательности к ним, просил не перечеркивать всю его деятельность, ведь побед, успехов было куда больше неудач. Когда писал, вспоминал, как однажды Сталин философски изрек, что любой, в том числе и он, совершает ошибки, главное, своевременно их исправить. Не забыл в послании напомнить о своем таланте руководителя главного в стране Наркомата, умении заглядывать далеко вперед, сметать железной метлой любую нечисть, вредящую советской власти.

Поставил в конце точку, расписался. Появилось сомнение: дойдет ли письмо до адресата? Прогнал пришедшую на ум мысль: никто не решится что-либо скрыть от вождя, тем более лично ему письмо. Представил, как Сталин знакомится с его посланием из тюрьмы, закуривает любимую трубку, отдает приказ немедленно освободить, и мысленно обратился к кавказскому орлу, как окрестил вождя народный сказитель из Средней Азии.

«Вам, товарищ Сталин, прекрасно известно, что готов не задумываясь отдать за вас жизнь! Радовал известиями об новых репрессиях, очередной чистке, арестах осмелившихся критиковать не только советскую власть, а и вас. Информировал об успехах подведомственных НКВД строек, возводимых зеками, в том числе на базе Соловецкого лагеря центра развития Севера. Верю, что помните, как по вашему устному указанию убрал все руководство Ленинградского управления НКВД, оборвал ниточки, ведущие к раскрытию убийства Кирова. Придите же на помощь безвинно страдающему!»

Верил, что, услышав подобное, Сталин вернет в кабинет на Лубянке, прикажет трудиться с удвоенной энергией, что касается ареста, то он пойдет на пользу первому чекисту, который узнал, как живется за решеткой, что испытывает заключенный.

«У Хозяина на зависть другим отличная память, знает, что именно по моему предложению создано Особое совещание при НКВД, которое в наикратчайший срок без проволочек, участия суда, отправляло за колючую проволоку или на расстрел любого подозреваемого во вредительстве, шпионаже, троцкиста, просто несогласного с генеральной линией партии, индустриализацией, организацией и строительством колхозов. Недругам не удастся измазать меня с головы до пяток клеветой, будто собрал компромат на членов ЦК. Что касается возмутившей Ворошилова, Молотова прослушки их телефонов, то это делалось исключительно в целях предотвращения государственного заговора».