Соловушка НКВД - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мишаткин cтр.№ 139

— В бытность главой Наркомата безопасности принимали рьяное участие в проведении в годы войны массовых репрессий.

— Если имеете в виду выселение в Среднюю Азию народов Кавказа, то исполнял директивы Генерального штаба, приказы Верховного Главнокомандующего, за что удостоен награды. Что касается тесной связи с Берией, то еще весной направил в адрес руководства страны, партии докладные записки, в которых осудил его.

— Эти документы следствию не известны. Как посмели скрыть от партии свое дворянское происхождение, что отец в царской армии носил звание капитана?

— Дворянами не были ни отец, ни мать. Офицерское звание отец заслужил в боях Первой мировой войны. К вашему сведению, в империалистической я был рядовым.

— В старой армии вас комиссовали по болезни, каким же образом, будучи нестроевым, «белобилетником», стали генералом?

— Вопрос не ко мне, а к покойному товарищу Сталину, который завизировал указ.

Меркулов отвечал четко и захватил инициативу, отчего Руденко с Успенским почувствовали себя неуютно и поспешили прекратить допрос.

Покидая следственную группу, Меркулов поинтересовался: когда планируется суд, будет он открытым или, как с осуждением Ежова, Тухачевского с комбригами, закрытым, без присутствия прессы, публики? И еще: что с Абакумовым? Три года назад летом 1951-го его отстранили от должности министра, исключили из партии, против него возбудили уголовное дело, избрали меру пресечения — содержание под стражей. Судьба Виктора Семеновича не безразлична. Жив или расстрелян?

Ответа не дождался.

Металлическая лестница вела на нижний этаж. Ступеньки гудели под ногами. Миновав пару пролетов, Меркулов с тюремщиком оказались в длинном, казавшимся бесконечным коридоре с рядом дверей.

— Стоять!

Всеволод Николаевич перестал передвигать ноги, повернулся лицом к стене. Конвоир отодвинул засов, повертел ключом в замочной скважине.

— Проходите!

Меркулов отметил, что назван на «вы», тюремщик оказывает уважение генералу, пусть арестованному. Переступил порог камеры. Дверь за спиной захлопнулась.

Прежде Всеволоду Николаевичу неоднократно приходилось посещать различные подведомственные НКВД — МГБ места содержания лишенных свободы, участвовать там в допросах лиц, лишенных гражданских прав, даже фамилий (многие числились под номерами). Видел животный страх, слышал мольбу поверить в невиновность — в тюрьмах маршалы, академики, министры-наркомы, командующие армиями, писатели становились жалкими, раздавленными, особенно после применения к ним крутых мер дознания.

Осмотрелся. Узкая, поднятая к стене и запертая на замок железная койка с набитыми соломой матрацем, подушкой. Тронутая ржавчиной раковина с водопроводным краном. Источающая запах хлорки параша, от которой слезились глаза. Наглухо привинченный к полу столик, подле табурет. На потолке под проволочной сеткой лампочка с багрово-красным накалом. Шероховатые, выкрашенные в унылый серый цвет стены.

«Bce предельно аскетично, ничего лишнего, — отметил Меркулов. — Как долго пробуду тут? Когда завершится следствие, начнется суд? Но суда может не быть, приговор вынесут втихую, как случилось с Ежовым…»

Осмотрел стены в надежде прочитать сделанные прежними жильцами надписи, но ничего не нашел. Вспомнил, что, согласно подписанному им приказу, строжайше запрещено пачкать госимущество тюрем, за нарушение виновные запираются на сутки в карцер-шкаф, где невозможно даже сесть.

В дверях отворилась «кормушка», появились миска с жареной рыбой, картошкой, ломоть хлеба, кружка бледного чаю. Подумал, что могли бы кормить получше, на отобранные при аресте деньги принести еду из ближайшей городской столовой. К рыбе и картофелю не притронулся, лишь осушил кружку.

Уселся на табурет, смежил веки. Дождался, когда тюремщик отопрет, опустит койку. Разделся, улегся. Уснуть не позволил свет над головой, но стоило накрыться одеялом, за дверью приказали:

— Руки и голову не закрывать!

Понял, что опасаются, как бы под одеялом не лишил себя жизни, а лампочка скрыта сеткой, чтобы не разбил и не порезал осколками вены. Выпростал руки из-под одеяла, положил на грудь. Приказал себе отрешиться от всего:

«Необходимо беречь силы для продолжительных допросов. Нельзя перед следственной группой предстать вялым, позволить воспользоваться моей слабостью. Ко всему прочему после инфаркта бессонница приведет к обмороку, инсульту, даже остановке сердца, что обрадует Руденко с Успенским, освободит их от возни со мной».

При пошатнувшемся здоровье сохранял ясность ума, твердость характера, умение отстаивать собственную точку зрения. Однажды осмелился возразить вождю, чем поверг в неописуемый ужас членов Политбюро. Сказал, что не согласен с решением отобрать у ГРУ войсковую разведку, это сделает работу СМЕРШа менее эффективной, на какое-то время парализует деятельность опытнейших нелегалов за рубежом. В ответ услышал, что среди агентуры появились двойники, двурушники, сотрудничающие с противником, многие сотрудники Центрального аппарата малограмотны, их следует немедленно послать на фронт. Возразил, что провокаторы и двойники уже понесли заслуженную ими кару, что касается отправки чекистов на передовую, то это оголит органы. Верно, что у части чекистов лишь среднее или незаконченное высшее образование, но большинство прекрасные практики. После тяжелой паузы Сталин согласился с доводами. После того заседания вождь стал прислушиваться к советам Меркулова, в разгар Отечественной вернул в кресло руководителя НКВД.

Оказавшись после войны в Госконтроле, пожаловался Берии на понижение, но тот успокоил, напомнил, что Госконтролем прежде руководил любимец вождя Лев Мехлис. Меркулов учился у Лаврентия работе с людьми, восторгался его организаторским талантом, даже хитростью. Всеволод Николаевич был обязан обладающему почти безграничной властью многим, если не всем — и продвижением по службе, и поселением в квартиру улучшенной планировки в центре Москвы, и получением дачи, премий, орденов, путевок в привилегированный санаторий. И когда узнал об аресте шефа, мир померк, земля под ногами зашаталась.

C леденящим душу страхом понял, что придут и за ним, следует подготовиться, на допрос явиться во всеоружии, чтобы разбить обвинения, не оставить от них камня на камне, на любой удар ответить более мощным. Как кадровик, вникающий в каждую строку, даже слово в анкетах, биографиях, перебрал все наиболее значимое, сделанное за службу, чем гордился, за что получал благодарности, протыкал на мундире дырочки для орденов.

«С конца тридцать восьмого, когда стал первым замом наркома, руководил советизацией Латвии, выявлял во Львове и всей Западной Украине враждебные элементы. Получив в подчинение перед войной весь наркомат, курировал наиболее важные участки, такие как разведка и контрразведка, секретно-политическое управление, следственная часть, оставил Берии милицию, пожарных, пограничников, лагеря. Это под моим руководством пресекли в Тегеране покушение немцев на «Большую тройку». Благодаря мне проникли в американские атомные лаборатории, добыли информацию о производстве мощнейшего оружия! Все это невозможно изъять из послужного списка!»