Снег на экваторе - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Поляков cтр.№ 88

Признанной африканской столицей геев стал Кейптаун. Там проводятся парады любви, туда со всего мира устремляются белые поклонники черных юношей, там работают многочисленные ассоциации, объединения и клубы. Действуют организации секс-меньшинств и в других африканских странах, но найти их непросто. В столице Кении, например, чтобы попасть на вечеринку флиртующих друг с другом мужчин или влюбленных друг в друга женщин, придется потрудиться. Надежным пропуском послужит знакомство с одним из завсегдатаев, но им еще нужно обзавестись.

Не то чтобы посетители тайных заведений всерьез опасаются репрессий. Как правило, это небедные, успешные, хорошо образованные люди, и нелюбовь властей, да и предусмотренные кодексом наказания за «действия, противные человеческой природе», их не слишком смущают. Никто не помнит, чтобы в Кении данный закон применялся. К тому же почти у каждого посетителя однополых вечеринок имеются хорошие адвокаты. Просто кенийские гомосексуалисты считают, что не стоит дразнить гусей и лишать себя удовольствия спокойно, раскрепощенно общаться в среде себе подобных. Рассекретив места и время сборов, они навлекут нездоровый интерес публики, и тогда вряд ли удастся избежать ругани, скандалов, а может, и чего похуже.

Несмотря на грозные окрики президентов и суровые статьи законов, геи большинства стран Африки в крупные неприятности не попадают, а иной раз и одерживают громкие победы. Верховный суд Намибии вынужден был признать равные права лесбийских пар и обычных разнополых союзов. Даже в Зимбабве судебные власти отказали правительству в праве запрещать гомосексуалистам выставлять печатную продукцию на международной книжной ярмарке в Хараре.

В Африке страсти по однополой любви подогреваются в основном иностранцами, то есть представителями международных ЛГБТ-ассоциаций, и неправительственными организациями. Если бы не они, немногочисленные местные сторонники нетрадиционных сексуальных отношений вели бы себя тише воды ниже травы.

По большому счету борьба за права сексуальных меньшинств в Африке напоминает бурю в стакане воды: кипит, бушует, суетится часть интеллектуальной верхушки, а широкие массы остаются глухими и равнодушными. Гораздо резче простые африканцы реагируют на попытки иностранных структур ограничить рождаемость, потому что эта норма современной цивилизации, усиленно внедряемая в развивающихся странах, касается почти всех.

Плакаты, изображающие счастливую семью с двумя детьми, висят в Африке повсюду. Так неправительственные организации стараются донести до жителей континента мысль о том, что нужно рожать меньше. Когда я приехал в Замбию, плакаты висели и там, хотя огромная страна не выглядела перенаселенной.

Пролетая над Замбией на самолете, я всякий раз видел чересполосицу открытых и лесистых, но большей частью безлюдных участков земли. Стоило зайти в Лусаке в представительство какой-нибудь международной благотворительной организации и спросить о самых насущных проблемах страны, как в ответ обязательно раздавались сетования на то, что в стране слишком много людей.

Противоречие объясняли тем, что, хотя Замбия считалась одним из наименее населенных государств континента, по уровню рождаемости она обосновалась среди лидеров. Согласно статистике, в среднем замбийские женщины производили на свет семерых детей. В результате с 1963 года, то есть с момента предоставления независимости, за четыре десятилетия население республики возросло с трех до девяти миллионов человек и продолжало стремительно увеличиваться, оставаясь источником постоянной головной боли для стран-доноров, за счет которых финансировались две трети государственного бюджета.

– Это что-то вроде заколдованного круга, – говорил мне преподаватель столичного университета Майкл Келли. – Чем больше рождается детей, тем моложе в целом становится население. Половине замбийцев еще не исполнилось 15 лет, а до 70 доживают единицы. Но чем моложе население, тем выше уровень рождаемости. Даже если принять самые радикальные меры, в ближайшие полтора десятилетия темпы прироста снизятся незначительно.

Проблема была в том, что радикальные меры, под которыми чаще всего понималось активное внедрение искусственных методов ограничения рождаемости, а говоря проще – противозачаточных средств и абортов, – наталкивались в Африке на глухую стену непонимания и враждебности. Пропагандируя контрацептивы, врачи и сотрудники благотворительных организаций тщательно избегали словосочетания «контроль над рождаемостью», предпочитая более благозвучное «планирование семьи». Но и такая подмена не спасала положения. Африканцы продолжали плодить детей, спокойно объясняя это доброй традицией.

Действительно, на Черном континенте большое число детей издревле считалось показателем здоровья, силы и благополучия. Но если внимательнее приглядеться к тому, что происходит в современной африканской семье, то картина получится неоднозначной, противоречащей укоренившимся представлениям. К примеру, считается, что рожать как можно больше детей женщину заставляют мужчины. Но как-то раз, разговорившись с соседским слугой, я выяснил, что в реальной жизни нередко происходит и наоборот.

Когда у Джозефа Чонго появился четвертый ребенок, он сказал себе «хватит» и пошел в больницу, чтобы посоветоваться, как лучше избежать очередной беременности жены. Два года он оставался «бездетным» и, вопреки бытующим в отношении африканцев стереотипам, не печалился. Если бы только не жена и не ее родственники! Пока женщина молода, она должна рожать – ежедневно пилили они Джозефа до тех пор, пока бедняга, наконец, не сдался. Незадолго до нашего разговора у него появился восьмой ребенок, и конца прибавлениям в семействе не предвиделось.

Рассказ Джозефа сопровождался горестными вздохами, доказывавшими, каково было истинное отношение этого замбийца к проблеме многодетных семей. Расспросы выявили, что он потомственный горожанин, окончивший семь классов, что по местным меркам считалось совсем не плохо. До того, как поступить в услужение, Джозеф работал электриком, а в семье был пятым и последним ребенком. Супругу же взял неграмотную, из деревни, а братьев и сестер у нее была чертова дюжина.

Поначалу я счел историю нетипичной, но со временем понял, что она вполне может стать материалом для обобщений. Не в том смысле, конечно, что в Африке всегда и во всем виноваты женщины, а в том, что она помогает опровергнуть еще одну аксиому: чем богаче африканец, тем больше у него детей. У хозяина Джозефа, управляющего банком, детей было трое, и новых он заводить не собирался. Так что число отпрысков зависит не столько от благосостояния родителей, сколько от прочности их связей с деревенской общиной и уровня образования.

Вот, к примеру, два замбийца, которые без натяжки могут претендовать на роль символов Африки старой, то есть традиционной и многодетной, и Африки будущей, где нынешний демографический взрыв, возможно, пойдет на убыль.

Первый – 67-летний крестьянин Айзек Мапонго, человек богатый, владевший обширной фермой. У него было больше 50 жен и около сотни детей. Возможно, и больше. Он давно сбился со счета и мог сказать, сколько у него супруг и наследников, только приблизительно. Непоколебимый сторонник традиций, он свято уверовал в то, что мужчина обязан иметь столько жен и производить столько детей, сколько в состоянии содержать. Айзек владел грамотой, но читал только Библию. О планировании семьи отзывался с презрением как о выдумке белых, которые давно перестали быть настоящими мужчинами.