Официант неспешно уставил стол яствами. Королевские креветки, на треть погруженные в густой жгучий соус, стыдливо краснели спинками в продолговатых ложах вскрытых панцирей. На другом, не менее вместительном блюде, возвышалась гора снежной белизны риса. Половинка сочного лимона и высокий бокал ярко-желтого мангового сока дополняли аппетитный пейзаж.
Терпкие запахи будили воображение. Казалось, вот-вот из тьмы вынырнет бородатый Синдбад в высокой чалме, налетит свирепый Али-Баба с кривым ятаганом, да мало ли кто еще может пожаловать в такую волшебную ночь. В воздухе будто носились неясные, размытые, таинственные образы людей, много веков назад населявших этот странный кусочек суши, затерянный в просторах Индийского океана.
Поток видений прервал вступивший в полосу света ослик. Задумчиво склонив голову, ни на что не отвлекаясь, он невозмутимо процокал мимо ресторана и растворился в непроницаемой черноте. Через минуту-другую, так же неторопливо, с достоинством вслед ему прошествовал чернокожий мужчина с явно арабскими чертами, облаченный в белую круглую шапочку и такого же цвета длинное, свободно ниспадавшее до пят платье. Почти тут же, в обратном направлении и гораздо быстрее, прошмыгнули две женщины. Пол их поддавался определению исключительно благодаря одежде – балдахину из плотной черной ткани с единственной узкой прорезью для глаз.
Нет, здесь, на острове Ламу, воображение явно излишне. Действительность настолько затейлива и экзотична, что достаточно оглядеться, не двигаясь с места, не покидая ресторанного столика, чтобы ощутить себя в древней, восточной стране из детских сказок, которая, если и существовала на самом деле, должна была бы исчезнуть тысячу лет назад. Но не исчезла, пережила бесчисленные водовороты бурной истории и сохранилась почти в первозданном виде на крошечном архипелаге, прижавшемся к самой северной части побережья Кении.
Креветочные панцири давно опустели, рисовая гора превратилась в равнину, иссяк изумительный манговый нектар, пожалуй, лучший из всех, которые доводилось пробовать в Африке, но уходить не хотелось. Остальные посетители также продолжали сидеть, лениво наблюдая за то и дело возникавшими и исчезавшими колоритными персонажами.
Из сонного оцепенения вывели резкие крики, раздавшиеся со стороны причала. Я расплатился и вышел из круга света. Как только глаза привыкли к темноте, стало ясно, что впечатление поразившей остров всепобеждающей праздности было мнимым. На набережной кипела работа. Воспользовавшись ночной прохладой, обнаженные по пояс мускулистые парни сноровисто разгружали только что причалившие деревянные суденышки.
В мутном свете керосиновых ламп тускло поблескивала чешуя. Гигантские рыбины причудливых форм и раскрасок бодро перелетали на берег, где их укладывали в тростниковые корзины. Заполнив тару доверху, ее ставили на медную чашу старинных весов. Гири, напоминавшие пудовые гантели, показывали, что корзины тянут не меньше, чем на полцентнера.
Узнав, что я приехал из Найроби, один из рыбаков заметил:
– Туда, в столицу, наш улов сейчас и отправится. В лучшие отели.
Приветливый, как все жители Ламу, с которыми мне довелось общаться, он тут же представился, назвавшись «бвана», то есть «господин», Омари, бросил товарищам пару фраз на языке суахили, прервал работу и повел к лодке.
– Коле-коле, – пояснил новый знакомый, выхватив из лодочной сутолоки золотистую красавицу-рыбу в голубых пятнах.
Не успел я полюбоваться на нее, а моряк уже потрясал гигантским белым кальмаром. Дальше запоминать было бесполезно. В сильных руках Омари над палубой вздымались черные, красные, зеленые, полосатые рыбы.
– Где же ловится такое великолепие? – мое восхищение было неподдельным.
– Далеко ходить не надо, – бвана Омари махнул рукой в сторону океана. – Вокруг Манда и Пате.
Эти два острова составляют с Ламу единый архипелаг и отстоят друг от друга на несколько километров. Но из дальнейшего разговора следовало, что не все так просто.
Жизни моряков не позавидуешь. Чтобы наполнить лодку рыбой, требуется больше суток, испепеленных солнцем и продубленных солеными ветрами. Как только цель достигнута, суденышко спешит в порт, а освободившись от груза, вновь выходит в море. Жизнь на волнах может продолжаться много месяцев подряд, пока хозяин посудины не решит, что настало время вытащить ее на берег для очистки бортов, починки сетей и паруса, ведь в Ламу и сегодня все суда имеют мачту и парус.
Как в старину, их мастерят из дерева. На лодках длиной 10–15 метров ловят рыбу, барки размером побольше используют для торговых рейсов. Когда-то купцы суахили славились далеко за пределами Восточной Африки. Двигаясь вдоль побережья благодаря сезонным муссонам, они доходили на юге до Мозамбика, на севере – до Багдада, на востоке – не только до Индии, но и до Китая. Сегодня парусные дау так далеко не заплывают. Но на морских просторах от Занзибара до Персидского залива и Карачи они встречаются.
На некоторых дау в угоду времени установлен мотор. Но по тому, как неуклюже он смотрится на варварски подрубленной для этого расписной, покрытой резьбой корме, нетрудно понять, что на дау, как и тысячу лет назад, парус – по-прежнему король. И он по-прежнему такой же треугольный, как плавник акулы, и желтоватый, как покрывающие архипелаг дюны.
– Мой отец, отец моего отца и отец отца моего отца были рыбаками. Мы, сколько себя помним, всегда были рыбаками, – ответил бвана Омари на вопрос, не хотел бы он заняться ремеслом полегче.
– Мне жаловаться не на что, – добавил он. – У хозяина есть постоянные покупатели. Плохо тем, кто отдыхает на берегу без работы.
Мы распрощались. Оглянувшись, я увидел, что Омари с товарищами бегом носит большие куски дымившегося льда в трюм, который освободился после разгрузки рыбы. С верхушки минарета раздался зычный голос муэдзина. До рассвета оставалось несколько часов, но рыбаки спешили закончить сборы и отчалить, пока не начался отлив.
С первыми лучами солнца мне тоже предстояло отправиться к островам Пате и Манда, но и от того, что я увидел в первый день, кружилась голова. Утром за окном автомобиля проносились небоскребы Найроби и безликие коробки корпусов аэропорта имени Джомо Кениаты. Через час с небольшим двухмоторный самолетик «Кения эйруэйз» уже приземлялся на побережье, в порту Малинди. Под крылом пронеслась грязная, вздувшаяся от дождей река Сабаки, добежавшая до побережья Индийского океана со склонов Килиманджаро, пальмы, пляжи, десятки отелей с изумрудными блюдцами бассейнов.
Стоило самолету свернуть на перрон аэродрома, как на взлетно-посадочную полосу сел большой вертолет с камуфляжной раскраской. Из него один за другим выскочили десантники и энергично зашагали по направлению к домику аэровокзала. В бронежилетах, с тяжелыми рюкзаками, рациями и навороченными винтовками они производили в этом курортном местечке донельзя чужеродное и странное впечатление. Наверное, примерно так же выглядели бы одетые в шкуры и перья африканские колдуны посреди чопорного лондонского Сити. Я вспомнил, что на днях читал о начале очередных американо-кенийских маневров, которые проходят на побережье едва ли не дважды в год. Иногда посольство США в Найроби собирало по случаю военных игрищ пресс-конференцию, но американские военные – люди непростые. С одной стороны, они регулярно общались с журналистами и обрушивали на нас массу цифр и фактов. С другой – из их выступлений и пресс-релизов можно было узнать только о том, скольким местным жителям военные врачи окажут помощь в ходе гуманитарной части маневров и сколько будет пробурено водных скважин для кенийского скота. Однако, как я воочию убедился, оружие американские вояки брать с собой не забывали.