В ожидании Роберта Капы - читать онлайн книгу. Автор: Сусана Фортес cтр.№ 28

Герда почувствовала укол под ложечкой. Внутри у нее все заледенело, сердце как будто остановилось. Это ощущение пришло прежде осознания, прежде, чем она успела взмолиться своему богу: Яхве, Гоб, Элохим, Громовержец… Чистый рефлекс, без участия воли, как бывает, когда инстинктивно заслоняешься руками от удара. Она замерла, озираясь, не зная, что предпринять. Бледная. Растерянная. Во рту пересохло, ладони похолодели. Первым порывом было бежать сломя голову к холму. Но Тед удержал девушку за плечи.

– Спокойно, – сказал он. – Через открытое поле мы идти не можем. Надо дождаться темноты и возвращаться кружным путем через поселок.

Герда сделала несколько шагов в сторону скал. Ее мутило. Почувствовав, как скрутило желудок, девушка уперлась ладонями в камень, наклонилась, и весь ее обед вырвался наружу.

Очереди становились все реже. Ожидание. Тишина, какая бывает после боя. Темное небо. Черный силуэт горной цепи. Она увидела первую падающую звезду, лежа в траве на спине, как в детстве, и успокоилась. Мир вокруг застыл, Герда словно оказалась среди театральных декораций. Тед тихо сидел рядом. Молчаливый ангел-хранитель.

В лагерь они вернулись поздно ночью, и метров за двести Герда услышала Капу, правда, голос у него был какой-то тусклый, безжизненный, словно говорил потухший вулкан. Слов было не разобрать, но похоже, Капа ругался с кем-то.

– Ты фотографию хотел? Так получи свою сраную фотографию, – бросил скорее гневно, чем презрительно командир бригады, как раз в тот момент, когда Герда, Тед и остальные вышли на площадку посреди лагеря. Это был здоровяк с мускулистыми руками и почерневшей от загара кожей. Он смотрел на Капу, не сводя глаз, то ли пытаясь запомнить навеки каждую черточку его лица, то ли едва сдерживаясь, чтобы не съездить по нему кулаком.

Капа избегал его взгляда, потирал затылок – растерянный, как оглушенный боксер, не слышащий гонга, последние силы тратящий на то, чтобы сохранить достоинство. Без сомнения, он напился. Капа еле держался на ногах, а такого угрюмо-подавленного взгляда Герда никогда у него не видела.

Казалось, он перешел некую черту, из-за которой не возвращаются. Расстегнутая рубаха, не заправленная в брюки, волосы всклокочены. Капа не был таким, даже когда умер его отец.

– Что все-таки случилось? – поинтересовалась Герда.

– Вот его и спрашивай, – ответил комбриг.

Ополченец бежит по стерне вниз с холма. Рукава белой рубахи засучены выше локтя, пилотка съехала на затылок, в руке винтовка и три патронные сумки алкойской кожи на портупее. Пять часов вечера. Фигура бойца отбрасывает длинную тень назад. Одна нога слегка приподнята над землей. Грудь вперед, руки раскинуты крестом. Распятый Христос. Щелк.

Позднее, в красном мареве лаборатории в Париже лицо солдата всплыло со дна ванночки с проявителем. Густые брови, большие уши, высокий лоб, подбородок, выставленный вперед. Неизвестный ополченец.

Фотография была опубликована журналом «Вю» в специальном сентябрьском номере, посвященном гражданской войне в Испании, а на следующий год она же появилась в «Регаре», в «Пари суар» и в журнале «Лайф» с подписью, в которой объяснялось, как Роберт Капа поймал в кадр испанского солдата в тот самый момент, как пуля попала ему в голову на поле боя под Кордовой. Своим душераздирающим совершенством снимок поразил весь мир. Сотни потрясенных читателей слали письма в редакции. Ни европейские, ни американские обыватели никогда не видели ничего подобного.

«Смерть солдата-республиканца» вместила в себя весь ужас «Расстрела повстанцев» Гойи, все ожесточение, вылившееся позднее в «Гернику» Пикассо, всю ту загадочную силу, овладевающую душой, заставляющую людей идти в бой, зная, за что они сражаются. Ужас, печаль, бесконечное одиночество, разбитые мечты. Сама смерть, запечатленная в пустынных испанских полях. Сила этого снимка заключалась не столько в том, что было на нем изображено, сколько в том, что стояло за изображением. Это и превратило «Смерть солдата-республиканца» в символ.

Кто останется равнодушным перед лицом такого варварства? Как пройти среди мертвых, закрыв глаза и не замарав ботинок? Как не принять ничью сторону? Есть фотографии, чье предназначение не хранить воспоминания, а заставлять людей задуматься. Снимки, ставшие символами эпохи, хотя их авторы, щелкая затвором, и вообразить такого не могли. Фотограф сидит, прижавшись к стенке окопа, слышит автоматную очередь, поднимает камеру не глядя. Остальное – таинство. «Премиальная фотография рождается в воображении издателей и зрителей», – признал Капа в интервью нью-йоркской радиостанции WNBC почти десять лет спустя, когда Герда уже была на темной стороне эфира и слушала его в миллионах световых лет от Земли, свесившись через перила балкона на своей звезде.

«Однажды и я сделал снимок, который был оценен гораздо выше, чем все остальные. Снимая, я, конечно же, не представлял, что делаю что-то особенное. Это было в Испании. В самом начале моей карьеры. В самом начале гражданской войны…»

Люди всегда хотели видеть войну такой, какой она им представлялась. Так повелось со времен Трои. Героизм и трагедия, жестокость и страх, отвага и поражение. Все фоторепортеры ненавидят эти снимки, преследующие их всю жизнь, как привидения. Ненавидят за то, какой удивительной и живописной предстает на них жестокость. Эдди Адамса вечно мучил кадр, сделанный им в 1968 году. Генерал сайгонской полиции расстреливает в упор в висок пленного вьетконговца со связанными за спиной руками. Лицо жертвы непроизвольно морщится за миг до того, как тело начинает падать. Репортер Ник Ют из Ассошиэйтед Пресс так и не смог забыть голую девятилетнюю девочку, обожженную напалмом, бегущую по дороге недалеко от деревни Транг-Банг. В 1994 году Кевин Картер сфотографировал в Судане обессилевшую от голода малышку, скорчившуюся в поле, всего в километре от пункта раздачи еды ООН. К ребенку подбирались два грифа. Картер получил за этот снимок Пулитцеровскую премию, а через месяц покончил с собой. Роберт Капа так и не смог оправиться после «Смерти солдата-республиканца», лучшей военной фотографии всех времен. Фотографии, четвертовавшей его душу.

Герда лежала, свернувшись калачиком, левой щекой на парусиновом покрывале, вместо подушки подложив под голову согнутую в локте руку, повернувшись к Капе. Глаза открыты, смотрят на него.

– Угадай, который час…

Не самый худший способ прервать молчание.

– Не знаю… Сегодня – еще вчера? – Он рассеянно провел ладонью по волосам, как будто пары алкоголя не совсем еще улетучились из его мозгов или как будто говорил во сне.

Она притронулась к его плечу. И так и не закрыла глаза, чтобы видеть электрические искры от его черных-пречерных волос в темноте палатки.

– Эндре… – сказала она очень тихо.

Имя застало Капу врасплох. Уже давно Герда его так не называла. Теплый голос что-то разбередил в нем. Неожиданно фотограф почувствовал себя беззащитным, как в детстве, когда сидел на лестнице и гладил и гладил кошку, дожидаясь, когда стихнут крики и можно будет на цыпочках со сжавшимся сердцем прокрасться в свою спальню.