Рэйчел собиралась вежливо ей ответить, но внезапно они услышали из кухни новый голос, непохожий на предыдущие, твёрдый и властный.
– Не неси чушь, Джо. Выметайся отсюда и взгляни, что там. – Джо, должно быть, немедленно подчинился приказу и уже находился на пути на улицу, поскольку следующий вопрос был выкрикнут: – Они внутри, да?
Так, уже подготовленные, Энн и Рэйчел обернулись, чтобы посмотреть, как она заходит в комнату. Это была крупная женщина – большие кости в просторной одежде, нос картошкой, мужского размера ступни. Её ноги были голыми, она носила кожаные сандалии. Её квадратные пальцы были в грязи. Лицо покрыто пятнами и рытвинами, так что Рэйчел подумала, что она, наверное, страдает от какой-то кожной болезни или аллергии. Поверх одежды на ней был прозрачный плащ, и она стояла там, дождь капал с плаща на пол, седые волосы прилипли ко лбу тёмными прядями, похожая на туриста средних лет, которого внезапный шторм застал в центральной набережной в Блекпуле.
Она сразу устранила женщину-полицейского.
– Чаю, пожалуйста, милая. – Затем она протянула похожую на лопату руку. Рэйчел поднялась, чтобы пожать её, и поняла, что уже видела эту женщину раньше. Это была дама с сумками, которая с опозданием ворвалась в часовню во время похорон Беллы.
– Вера Стенхоуп, – сказала женщина. – Инспектор. Мы с вами часто будем видеться. Чаще с Джо Эшвортом, моим сержантом, но он сейчас мокнет снаружи. Он ещё молод. Меньше склонен к артриту. – Она уставилась на Рэйчел. – Мы не знакомы?
– Я была на похоронах Беллы.
– Точно. Я никогда не забываю лиц. – Она самодовольно улыбнулась. – Один из моих талантов.
– Что вы там делали? – спросила Рэйчел.
Мгновение инспектор выглядела оскорблённой, что у Рэйчел хватило дерзости задать этот вопрос.
– Это личное. Никак не связано с делом. – Затем, хоть она и не производила впечатления женщины, которая боится показаться грубой, она добавила: – Когда-то мы с Беллой были знакомы.
– Как вы с ней познакомились?
– Как я уже сказала, – голос Веры был отрывист, – это личное. А ваша подружка лежит там с верёвкой на шее. Сейчас поважнее, не кажется ли вам, разобраться с этим?
«Не уверена», – подумала Рэйчел. Смерть Грэйс её шокировала, но в этом новом, отстранённом состоянии она не ощущала потерю как что-то личное. Уж точно она не думала о зоологе как о подружке. Грэйс прошла через их жизнь в Бейкиз со столь ничтожным эмоциональным контактом, что сейчас сложно было представить, что когда-то она была жива. Словно её смерть была неизбежна, словно она двигалась к ней с момента своего прибытия.
Она поняла, что Вера Стенхоуп ждёт ответа.
– Да, – сказала она. – Разумеется.
Она взглянула на Энн. Обычно в ответ на такие замечания та парировала что-то остроумное и легкомысленное, но Энн казалась непривычно расстроенной и продолжала смотреть на пламя.
– Кто последним видел её живой? – спросила Вера.
Теперь Энн наконец заговорила.
– Я, – сказала она. – Скорее всего. – Она сделала паузу. – Рэйчел уехала на встречу в Киммерстон. Грэйс отправилась в холмы. Я осталась здесь, чтобы наверстать упущенное по бумагам. Разве что она встретила кого-то, пока была на природе…
– Такое могло произойти?
– Зависит от того, куда она направилась. Кто-то из хозяев Холм-Парка мог видеть её с горы. Или турист. Иногда она ходила пешком до самого Ленгхолма. Там больше шансов, что она могла с кем-то столкнуться.
– Когда вы её видели?
– Во время ланча. В час, половине второго.
– Это когда она уходила или она вернулась в коттедж поесть?
– Нет, – ответила Энн, – она особо не ела. Она рано ушла и вернулась, чтобы оставить информацию о том, куда собиралась после полудня. Это требование здоровья и безопасности.
Вера Стенхоуп сняла свой плащ и кинула его на стеклянную витрину с чучелом лисы, но осталась стоять. Энн, казалось, собиралась подвести разговор к неровному краю платья инспектора, но взглянула Вере в лицо и резко спросила:
– Когда её убили?
Вера издала смешок, который перерос в удушливый кашель.
– Бог знает. Мы нет. Пока нет. И никогда не сможем сказать точно, особенно если она не поела. Учёные не творят чудеса, что бы вы там себе ни думали.
– Её нашли так близко от Бейкиз, что она должна была или выходить оттуда, или возвращаться, – сказала Рэйчел. – Вы не думаете, что она поняла, что ей что-то угрожает, и старалась дойти до коттеджа?..
Никто не ответил. Вера продолжила в своей практичной манере:
– Могла она быть здесь всё время ленча и никто её не видел?
– Легко. Даже если она была рядом с тропой. Посреди недели и в такую погоду здесь немногие ходят. – Рэйчел повернулась к Энн: – Ты не ходила той дорогой? Ты упоминала о том, что хочешь собрать образцы у рудника.
– Нет, я весь день была в доме. Хотела подчистить бумаги, как я уже говорила.
– Ты должна была съездить за покупками, – сказала Рэйчел, затем остановилась, понимая, что кажется излишне пытливой, снова – как школьный префект, понимая, что инспектор может понять больше, чем следовало бы. – Я имею в виду за ингредиентами для запеканки, вином.
– Ах да, но это было раньше. Утром, до того, как Грэйс вернулась.
– По блокноту Грэйс можно было бы определить, когда её убили, – сказала Рэйчел. – Он был при ней?
Вера вопрос проигнорировала.
– Как это могло бы помочь?
– Она отмечала время подсчётов. Она должна была отметить время начала последнего.
Вера уселась в кресло. Она придвинула его ближе к огню. Грязь на её ногах уже начала подсыхать сухими штрихами. Сегодня при ней не было груды пакетов, только большой портфель. Кожа была такой мягкой и старой, что утратила форму, лямки покоробились, и теперь портфель был похож на мешок почтальона. Она достала блокнот в твёрдом переплёте и черкнула пару слов.
Она скрестила ноги, мелькнув перед глазами Рэйчел белой полной плотью, и наклонилась вперёд, положив локти на колени. Её лицо приняло более серьёзное выражение. Вот, подумала Рэйчел, сейчас начнутся настоящие вопросы. Однако Вера Стенхоуп, несмотря на своё предыдущее заявление о том, что нельзя забывать Грэйс, лежащую задушенной на горе, заговорила о себе. И рассказывала она это как сказку, так что Рэйчел не могла разобрать, правда ли это.
– Когда я была маленькой девочкой, – начала она, – я приходила сюда и подолгу бывала в коттедже. Иногда. Меня приводил отец. У меня был только отец. Мать умерла при родах. Не слишком-то приятно так расти. Словно родиться – преступление. По меньшей мере акт насилия. Можно сказать, что интерес к преступлению был у меня с самого начала. Моя профессия была мне предназначена. – Она знала, что их шокировала, но плутовато улыбнулась. Она знала, что они у неё на крючке. Рэйчел подумала, что ей захотелось их огорошить. – Тогда там жила Конни Бейки. Большая, громкая Конни. Скорее актриса, чем учёный. Обожала театральные эффекты. Не знаю, какие истории о ней до вас дошли. Все они правда. В те времена она была известна, знаете ли. Как и Питер Скотт. Мой отец ею восхищался. Он тоже был натуралистом. Простой любитель, но весьма уважаемый. По профессии он был педагогом. Не думаю, что в этом он был особо хорош. Я по опыту знаю, что дети его утомляли, а истинной любовью было естествознание. Итак. Нарисуйте себе эту картину. Представьте себе ситуацию. Мужчине средних лет всучили маленького ребёнка. Хрупкого ребёнка, страдающего от аллергии, астмы, экземы. Психосоматика, но одновременно вполне реальные проблемы. Позволил ли он стеснить его? Нет, конечно. Он был одержим. Меня тащили с собой, пока я не подросла настолько, чтобы меня можно было оставлять одну. Я тут мили нагуляла по округе, много миль. Я научилась молчать и стоять не двигаясь. Потом, иногда случались чудесные выходные, когда нас приглашали остановиться в Бейкиз. Была музыка, танцы на лужайке. Китайские фонарики и огни, конфеты и печенье и суетящиеся надо мной взрослые. Леди в шёлковых платьях и шубах, надушенные экзотическим парфюмом. Даже разговоры о растениях, бабочках и животных здесь казались более волнующими. Кем бы ни была Констанс Бейки, представления устраивать она была мастерица…