Снейдер раздавил ногтями микрофон и сунул жучок в отделение для мелочи своего кошелька.
Тут зазвонил его сотовый. Номер был скрыт. Снейдер все равно ответил: интуиция подсказывала ему, что это могло быть важно.
– Алло?
– Привет, Мартен, – произнес знакомый голос с легким голландским акцентом. – Насколько ты продвинулся?
Краем глаза Снейдер увидел, как Кржистоф покинул здание фабрики с пустыми руками, подошел к своей машине и забрался внутрь.
– Продвигаюсь, но медленно, – ответил он. – Я думал, мы не будем звонить друг другу по телефону.
– Только один раз, – ответил мужчина на другом конце провода. – Началось. Двадцать минут назад Дитрих Хесс скончался в больнице от ранений.
Снейдер ненадолго закрыл глаза и помассировал переносицу. Хесс всегда был надежным врагом, который был ему милее всех ненадежных друзей. И тем не менее Снейдер не мог предположить, что эта новость так больно его заденет.
– О’кей, спасибо, – прокряхтел он.
Больше сказать было нечего.
Снейдер разорвал связь с Дирком ван Нистельроем. Затем сел в машину к Кржистофу.
43. Вторник, 31 мая
Мотель Car-Rest в стиле бунгало находился на севере Франкфурта между торговым центром, выездом на автобан и большой парковкой, на которой стояло несколько грузовиков.
Харди вошел в фойе, но направился сначала не к стойке регистрации, а к вращающемуся стенду с книгами, который он заметил рядом с автоматом с колой. «Для наших гостей бесплатно» – значилось на табличке. Во время поездки на автобусе он дочитал последние страницы «Над пропастью во ржи». Колфилд превратился из подростка в мужчину и больше не носил свою кепку задом наперед.
– Я пойду на ресепшен и забронирую для тебя номер? – спросила Нора.
– Да, спасибо, я сейчас приду.
Нора исчезла, а Харди последний раз бросил взгляд на дарственную надпись Лиззи на первой странице. «В глубине души ты по-прежнему ребенок. Таким и оставайся». Пришло время попрощаться. Он сунул роман к другим книгам на стенде; теперь ему нужен новый. Он сильно крутанул стенд, вытянул указательный палец и смотрел, как мимо него скользили книги. Наконец стенд остановился, и палец Харди указал на «По ком звонит колокол» Хемингуэя. Отлично!
Он взял пухлый том и направился к стойке регистрации. Это была первая книга за последние двадцать лет, которую ему не доставили в тюрьму, а которую он сам выбрал на свободе. Харди подумал, что это знаменательный момент.
«По ком звонит колокол!»
Хемингуэю это наверняка бы понравилось.
Спустя десять минут Нора вошла в его номер. Окна были звуконепроницаемыми и выходили на развязку Бад-Хомбурга. За домиками бунгало находилась лужайка с маленьким круглым бассейном, узким деревянным помостом и тремя лежаками.
Нора посмотрела на часы.
– В восемнадцать часов начинается моя смена в «Панде», это значит, у меня есть почти час, затем мне нужно будет идти.
Харди вытащил из-под куртки пистолет, достал деньги из спортивной сумки и спрятал все в сейфе. Папка с документами туда не поместилась, поэтому он сунул ее между реечным дном кровати и матрасом.
– У тебя есть пистолет? – вырвалось у Норы.
Он не ответил, а отнес туалетные принадлежности в ванную комнату, положил обе свои толстовки в ящик комода и поставил пустую сумку в шкаф.
– Ты меня слышал? – спросила она.
– Да. – Харди снова посмотрел в окно, затем взглянул на Нору. – Снаружи никого нет. Давай выйдем к бассейну, – предложил он. Достал из шкафа два полотенца, открыл мини-бар, взял две бутылка Ice-Breezer, открывалку и пошел к двери.
Нора последовала за ним, и по ее взгляду Харди заметил, что она была сильно рассержена.
Через черный выход мотеля они вышли в огороженный забором сад. Харди постелил полотенца на два лежака, открыл бутылки, протянул одну Норе и лег на лежак. Нора села рядом с ним.
– За мной следят четыре следователя БКА. Бывшие коллеги, – добавил он, вытянул ноги и посмотрел на гладкую голубую поверхность бассейна, в которой отражалось предвечернее солнце. – Ты видела их фотографии в личных делах. Рорбек, Хагена, Тимбольдт и Ломан. И еще кто-то в черной «Ладе-Тайге», которая преследует меня со дня освобождения. Я уверен, что здесь они меня не найдут.
– Но почему все это? Ты свободный человек.
– Пока я веду себя тихо и никуда не лезу – да, но они знают, что так не будет.
– А что с моей квартирой и моей работой в «Панде»?
– За тобой они тоже наверняка следят. И я боюсь, там для тебя небезопасно.
– Небезопасно? – воскликнула она. – И что значит следят?
Наверное, вся эта история казалась ей сюрреалистическим кошмаром.
– Вероятно, это они двадцать лет назад повесили на меня убийство. И сейчас вновь собрались, чтобы разделаться со мной, как только я раскрою рот.
– И ты ничего не можешь предпринять против этих четверых? Я имею в виду, официально и легально?
Харди не ответил. Он уже пытался и все перепробовал. Харди сделал глоток из бутылки.
– Больше всего меня беспокоит парень во внедорожнике. Он умнее других – и мне кажется, что он не относится к остальным.
Нора поморгала на солнце, потом взглянула на Харди.
– Наверное, ты все равно меня не послушаешь, но я прошу тебя отказаться от своих планов, какими бы они ни были. Не связывайся! Все равно это ничего не даст!
– Я…
– Томас Хардковски! Послушай меня! – Она подняла руку. – Попытайся наконец вести нормальную жизнь. Вдвоем мы справимся, я тебе помогу.
Господи, каких усилий ей стоило это предложение? Харди тоже сел, выпрямился, отставил бутылку в сторону и взял Нору за руку.
– Нора, я должен это сделать. И я обещаю тебе…
– Твои обещания! – Она с негодованием вырвала руку.
– Я обещаю тебе, что, когда все закончится, я вытащу тебя из этой убогой жизни.
– Опять? А почему ты вообще считаешь, что я хочу этого? Мне нравится моя жизнь. И каким образом ты собираешься меня вытаскивать? – На последнем слове она попыталась изобразить его голос и интонацию. – С помощью этих пятнадцати тысяч? Этого едва хватит на год, потом деньги закончатся. К тому же я не уверена, что вообще хочу их. Еще неизвестно, откуда они.
– В любом случае к наркотикам они не имеют отношения, – заверил ее Харди. – Тогда все сгорело в моем доме. Вероятно, эти деньги Кристианы Томашевски и ее агентства по недвижимости.
– Звучит заманчиво! – цинично сказала Нора. – Я никогда не жила в богатстве и привыкла потуже затягивать пояс – и, пока у меня не будет все так хреново, что придется вешаться тебе на шею, я попытаюсь вести порядочный образ жизни.