Наверное, со стороны это было видно. Потому что Катя при взгляде на Милу что называется обмерла. Несколько секунд журналистка безучастно смотрела, как стремительно сменяются эмоции на лице ее супруга. Удивление, растерянность, шок… Потом молодая женщина перевела невидящий взгляд на застывшую поодаль секретаршу, рассеяно нащупала ручку, нажала и вышла из приемной.
Олег подскочил и бросился за женой. Мила направилась к лифту. Ждать не пришлось, двери цвета белого металла сразу разъехались, пропуская ее. Выскочивший в коридор мужчина услышал лишь звук опускавшегося лифта. Лалину пришлось спускаться вниз по лестнице. Господи, какой же длинной она оказалась! Даже если перепрыгивать сразу через несколько ступенек. Выскочив на улицу, он лишь увидел, как Мила садилась в такси. Сам бросился к машине, пошарил в карманах брюк, стоя на ветру в одной рубашке. По щекам бил колкий снег. Ключи и права остались в кабинете, в пиджаке…
***
Закрытое серое платье, неизменная шаль на плечах, пышные светло русые волосы тщательно уложены в простую строгую прическу. Единственным украшением была брошь на платье у горла, так и сверкавшая в свете свечей. Актриса не хотела, чтобы в ее внешности проскальзывала хоть толика кокетства. Чего бы не потребовал от нее этот человек, он должен понимать, что по доброй воле она ни на что не согласится.
– Итак, Николетта Федоровна, что же привело вас в этот город? Вы ведь из Петрограда, так?
Командир взбунтовавшихся рабочих окинул ее полунасмешливым, полу удивленным взглядом. Должно быть, ее нарочитая строгость его позабавила. Сам же мужчина тоже не счел нужным прихорашиваться к ужину. Он был в той же одежде, в которой актриса уже видела его сегодня. Александр без преувеличения был очень хорош собой но, судя по всему, не придавал этому значения и уделял своей внешности слишком мало внимания.
Стол для них был накрыт в каком-то подобии обеденной. Интересно, кто те люди, что ему прислуживают? Николетта не видела ни кухарки, ни хотя бы одного слуги.
– Поздно же вы ужинаете, Александр Гаврилович, – вместо ответа заметила она. – Уже ведь глубокая ночь.
– Работы много, знаете ли. Не успеваю поесть вовремя.
Ужин не отличался особым богатством. На чайном подносе стояли молочник, чайник и чашки. В вазочке лежало печенье и немного конфет. А основным блюдом был суп.
– Приходится экономить, – пояснил Александр, заметив взгляд, которым она окинула стол. – Но если вы голодны, попрошу поискать на кухне еще чего-нибудь съестного.
– Нет-нет, не надо, – поспешила заверить его Николетта.
Ей показалось, что в своей грубо скроенной одежде и сапогах он испытывал неловкость радом с ней. Конечно, заметил раньше ее муфту, шляпку и дорогое пальто от Поля Пуаре
12. Вряд ли какой-то мужлан мог знать, что созданы эти вещи знаменитым парижским модельером, но то, что они очень дорогие, можно было понять, даже не разбираясь в моде.
Взгляд актрисы упал на лежавшую в стороне газету. Должно быть, Григорьев ее недавно читал. На первой полосе шла речь о том, что некоторые семьи покинули город. Александр заметил направление ее взгляда и проговорил:
– В свете последних событий в Петрограде все словно сбесились. Ринулись заграницу, вместо того, чтобы защищать свою родину. Не принимайте на свой счет.
Николетта пожала плечами.
– Видимо, люди считают, что там, куда они едут, им будет лучше.
– Вы отважная женщина, если не боитесь вот так путешествовать одна с ребенком.
– Я вынуждена это делать.
– И все-таки вы какая-то удивительная, – чуть прищурившись, поглядел на нее мужчина.
– Почему? Что вас удивляет во мне? То, что я артистка? Может быть, вы ожидали увидеть жеманную особу в буклях и с папироской?
Он засмеялся, наверное, представив ее в таком виде. К слову, Николетта, несмотря на свою красоту, никогда не была вертихвосткой. Сейчас она в очередной раз подумала о дочери. Ксения заснула на диване в кабинете Григорьева. Актриса переживала, что девочка проснется одна в комнате и испугается. Да и мысли о том, что ждет ее саму, не позволяли расслабиться. Николетта мысленно молила Господа Бога о помощи. Выйти из этой передряги живой и невредимой было сейчас самым главным. «Помоги хоть раз, о Боже. Не позволь погубить душу», – думала молодая женщина. И так в жизни все шло наперекосяк. Наверное, это было расплатой за ее грехи.
– Не люблю ходить вокруг да около. Хотел сделать вам одно предложение, – неожиданно, словно, наконец, решившись, проговорил Александр.
Он замолчал. Николетта почувствовала легкий холодок, разлившийся под ребрами.
– Какое же? – натянуто спросила она.
– Знаете роман моего тезки Александра Дюма «Три мушкетера»? Там есть прелестная героиня миледи Винтер.
– И что?
– Она шпионка…
– Насколько я помню, она плохо кончила. Надеюсь, вы не собираетесь предложить мне шпионить за кем-нибудь? Я бы не хотела повторить судьбу этой героини.
– А у вас и не выйдет, – заметил Григорьев. – Конечно, если у вас в прошлом нет заносчивого мужа-графа, которому вы порядком насолили.
Николетта поджала губы и, после недолгой паузы, ответила:
– Мужа-графа у меня нет, и очень надеюсь, что никогда не будет.
Александр скупо усмехнулся, после чего произнес:
– Так что? Согласны?
Актриса смерила собеседника негодующим взглядом. Быть может, он принял ее за безнравственную женщину, если посмел предложить такое?
– По-вашему я какая-нибудь роковая кокетка, способная легко согласиться на это? Послушайте, сами-то вы кто?
– Хотите знать, на чьей я стороне?
– Да, конкретно вы.
Он внимательно посмотрел ей в глаза. Очи у него были очень красивые, синие. В сочетании с темными волосами выглядело невероятно. Но Николетте сейчас было не до того, чтобы любоваться внешностью случайного знакомого.
– А вы – женщина умная…
– Поэтому и хочу знать, за кого вы. Вы, а не ваши люди, – уточнила она.
Такое породистое лицо и глубокий взгляд редко встретишь даже у представителей знати. Кто же он такой? Совсем не похож на спесивого гордеца графа Волговского. Что-то в манере поведения этого человека настораживало Николетту. Он словно не предводитель бунтарей, а аристократ до мозга костей.
– Ладно, давайте лучше есть, – хмуро бросил Григорьев.
Значит, откровенничать с ней он не собирался. К счастью, других недостойных предложений не поступало. Покончив с трапезой и собираясь встать из-за стола, молодая женщина нерешительно произнесла: