Глубокий поиск. Книга 2. Черные крылья - читать онлайн книгу. Автор: Иван Кузнецов cтр.№ 10

В легенде моей был один очень скользкий нюанс, над которым, как понимаю, долго бились специалисты. Как вышло, что я, прожив в Тибете большую часть жизни, так плохо объясняюсь на тибетском языке? С провалами в немецком понятно: оставшись года три назад без матери, я успела многое позабыть. Но как же вышло, что местного наречия я не освоила в совершенстве? Тут и пригодилась нянька. В реальности у матери была помощница по хозяйству – тибетка, которая исчезла, когда семьи коснулось смертельное поветрие. Проще простого убедить всех, кому это будет интересно, что нянька забрала ребёнка с собой.

Итак, я росла ребёнком замкнутым и слыла странной, потому с местными детьми не сходилась. А после смерти матери нянька присвоила меня и мои медиумические способности и принялась со мной гастролировать. Фактически, нянька сбежала со мной, обставив всё так, будто и я не пережила недуга. Начались скитания по самым отдалённым и заброшенным уголкам. Нянька опасалась, что нас ищут, потому избегала проезжих дорог и крупных селений. Женщина не могла знать, и я как будто не знаю: искать некому, родственников в Германии не осталось.

Поскольку я как будто не знаю, то первый вопрос, что мне удаётся задать дяденькам в серых мундирах: не могли бы они помочь мне найти родных? О, конечно же, они поищут моих родственников!.. Тем с большим энтузиазмом, чем сильнее их заинтересуют мои способности.

Ламы, видимо, рекомендовали меня как полученную из надёжного источника, а немцы были склонны доверять ламам. Расспрашивали меня доброжелательно и выслушивали ответы с видимым сочувствием. С другой стороны, члены экспедиции хотели докопаться до множества деталей и подробностей. Им же требовалась точная информация для идентификации моей личности. У них и мысли не закралось, что девочка может оказаться русской шпионкой. Я бы почувствовала. Но нет: при всём богатстве воображения сотрудников «Аненербе», на такое у них фантазии не хватило.

А вот не аферистка ли? Хитрюга каких-нибудь голландских кровей, сочинившая себе ради заработка мистический дар, а ради выгодного знакомства с немецкими офицерами – биографию. Однако хотелось немцам верить в другое: что перед ними – уникальная немецкая девочка-самородок, маугли Тибета.

– Настоятель сообщил, Хайке, что вы общаетесь с духами, – сказал герр Кайенбург, начальник экспедиции, с подчёркнутым уважением.

Я потупила взор.

– Я никому не говорила здесь. Боялась, что не поверят. Здесь это делают уважаемые учёные ламы, а не какая-то безродная девчонка.

– Никогда не смейте так говорить, Хайке, – собеседник аж брызнул слюной, – если вы – немка!

Ясно. Он уже поверил, что я – немка.

Однако решающее слово оставалось за Берлином, и шифрованный радиозапрос о семье девочки-потеряшки ушёл в ту же ночь. Ответ скоро найдут. Я «не сумела» назвать свою фамилию, зато «вспомнила», чем торговал мой добрый немецкий папа. Семью быстро вычислят по архивам коммерческих обществ. Пусть после этого их «Гуляки» ищут на севере Тибета деревушку, где кончила дни моя мать. Найти непросто, но возможно. Пусть ищут следы загадочно исчезнувшей служанки-няни. Местные жители подтвердят главное: какая-то иноземка жила поблизости несколько лет назад, и маленькая дочь у неё была. А умершей девочку никто не видел, потому что боялись приближаться к заразным. И ещё потому, что им сделано соответствующее аккуратное внушение. Искать дальше, где «гастролировали» нянька с девочкой, проблематично: никто же не знал, куда они ушли, а горная страна велика. Мой провожатый тоже не сказал никому, откуда привёл меня.

– Я всю жизнь вдали от отечества, – вздохнула я виновато. – Мать гордилась, что мы – немцы, и научила меня. Но потом я скиталась. Здесь никто не понимал, что значат слова «немка», «из Германии». Я, такая, была совсем одна.

От жалости к вымышленной героине моего моноспектакля на глаза навернулись слёзы. Не напрасно всё-таки Антон Карлович мучил меня сентиментальными немецкими сказочками. Вот и пригодилось: так живо представила себя несчастной героиней сказочки, что сама почти поверила. А и то сказать: далеко ли от истины, что «я, такая, тут совсем одна»?

Невольно вспомнилось моё весёлое новогоднее открытие: «Ох и шулерская у нас, товарищи, игра!» Тут уж я едва не рассмеялась, но Кайенбург, впечатлённый дрожащим голоском и слезами бедной сиротки, уже неуклюже гладил меня по голове и приговаривал:

– Ничего, дорогая Хайке, всё плохое в прошлом. Вы больше не останетесь одна!

Пора выруливать на полезную тему:

– Как же уважаемые ламы узнали… про духов? Им, должно быть, рассказал тот человек, что привёл меня сюда. И они поверили? Неужели поверили?

– Хайке, – собеседник, в свою очередь, удивился моему глупому вопросу, – для ламы это так же очевидно, как то, что вы – европейская девочка и что мы с вами говорим на одном языке. Разве вы не знаете?

– Я прежде ни разу не жила в монастыре. Мне приводилось много слышать от няни, что есть ламы – настоящие кудесники. Да и мать рассказывала чудеса. Но я встречала только странствующих монахов, а они… они странные. Они упрекали меня, что я сочиняю про духов, говорили, что только они имеют доступ к живым и мёртвым.

– Среди странствующих монахов хватает самозванцев. Просто вы делали эту работу лучше них и составляли им конкуренцию. Вот привезём вас в Германию, попадёте к самым лучшим в мире специалистам. Те сумеют раскрыть ваши таланты!

Вот это дело! Меня готовы взять в Германию и показать лучшим оккультистам. Всё идёт по плану, лишь бы получить подтверждение из Берлина.

Мне выделили крошечную комнатку в покоях, отведённых для размещения экспедиции. Комнатёнку строители монастыря, видно, задумали как кладовку, и она не имела окна. В ней, если занавесить дверь, царила абсолютная темнота. Не припомню, чтобы когда-либо прежде я спала таким тяжёлым сном, как в ту ночь. Чёрная, лишённая сновидений дрёма сменялась периодами тревожного бодрствования. Густая, тяжёлая энергетика нижних центров исходила от спавших за стеной немцев. Удивительно! Во сне они были больше фашистами, чем наяву! Но энергетика аненербовцев дополнялась и усиливалась аурой, присущей самому помещению, казалось, испокон веков.

Утром меня приветствовали как свою. Как свою кормили настоящим немецким завтраком с колбасками и прочими атрибутами сытой и непостной жизни. Батюшки-матушки, сколько же еды они навезли с собой!

После такого приятного начала дня я оказалась в большой, но также лишённой окон комнате с низкими потолками, обставленной небольшим количеством деревянной мебели с искусной резьбой и цветными узорами. На массивном столе стояли столь же массивные свечи, которые, при своём крупном размере, неярко светили, зато издавали незнакомый, сложный, ненавязчивый аромат.

Господин Кайенбург привёл меня сюда и, остановившись, повернулся – так, что мы оказались напротив друг друга. За спиной же моей у дальней стены находился сам лично настоятель монастыря. Кажется, его сопровождали ещё два-три ламы или монаха, но те никак не проявляли своего присутствия, даже мыслями.