Тайны двора государева - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Лавров cтр.№ 13

Царь хрипло рассмеялся:

— Напрасно!

Скуратов протянул чарку. Мелентьев перекрестился, повернувшись к образу Матери Божьей, выдохнул и залпом выпил.

Государь отвернулся. Скуратов, напротив, с любопытством неотрывно глядел на стремянного.

Поначалу казалось, что Никита вполне в здравии. Он сам уже поверил в чистоту помыслов государя. Так прошло несколько минут. И вдруг Никита повалился, скрючился на полу, прохрипел:

— Воды, воды… во рту все жжет, глотка горит… — Белки дико вращались, зрачки резко расширились, лицо стало пунцовым.

Скуратов сладострастно улыбался. Государь печально вздыхал.

В толпе государевых людей возвышался Иван Колычев. Взор его был мрачно потуплен.

Стремянный забился в предсмертной агонии, изо рта пошла пена.

Государь перекрестился:

— И впрямь тяжко недужил наш Никитушка! Даже снадобье не помогло. — Взглянул на Василису, у которой по лицу катились градом слезы: мужа она любила. Но сейчас вдруг вспомнила свои предчувствия, те самые, давние, с ранней детской поры: «Быть мне царицей!» — и сразу на сердце как бы полегчало.

Государь, словно догадавшись о ее мыслях, мягко молвил:

— Никитушку мы похороним по-христиански. А тебе, Василиса, негоже с покойником в доме оставаться. Собирай платья, во дворец поедем, поминки устроим.

Василиса покорилась судьбе.

Минуло два года. Василиса прочно привязала к себе Иоанна Васильевича. Она ухитрилась изгнать из дворца всех женщин, которые могли стать ей соперницами. Хотя патриарх отказался благословить государя на очередной брак (седьмой, что ли?), все тот же доверенный священник отец Никита их обвенчал. Предчувствия Василисы сбылись, царицей она стала!

Она сделалась еще краше, в ее движениях, в походке появилась особого рода грациозность, улыбка еще ярче блистала на ее устах. Историки отмечают: «Иоанн будто переродился. Почти прекратились казни, Иоанн не выезжал в Александровскую слободу, его припадки случались крайне редко, оргий во дворце больше не было… Все вздохнули свободно».

Государь, которому перевалило за пятьдесят, давно, казалось бы, истощивший свою дряблую плоть беспробудным пьянством и неумеренным развратом, вдруг поразился любовью — самой страстной и ненасытной, которая бывает лишь в ранней молодости.

С каждым днем Василиса делалась все более желанной, неотразимо притягивая всех той прелестью, грацией, загадочностью, что называется женственностью.

Оставаясь наедине, Иоанн Васильевич неистово уверял царицу в своей любви, униженно целовал ей ноги, руки, самые сокровенные места, заходился слезами при мысли, что придет день, когда смерть разлучит их.

— Сердце мое уязвлено любовью к тебе! — страстно шептал государь.

Василиса не имела любви к Иоанну Васильевичу, но, как это часто бывает у женщин, смирилась, притерпелась и даже без особого отвращения принимала эти бурные, самоуничижающие признания и ласки.

* * *

Восстав однажды от послеобеденного сна, государь заглянул в спальню к супруге. С присущей ему зоркостью вдруг заметил: все четыре толстых свечи в шандале потушены не колпачками, как обычно это делалось, а огонь придавлен пальцами.

Это страшно удивило и поразило его. Пытаясь игривой улыбкой скрыть свою тревогу, вопросил:

— Кто это в огонь персты сует?

Василиса, как показалось царю, с удивлением взглянула на шандал, но тут же, лениво зевнув, равнодушно отвечала:

— Ах, это? Любовников зову, вот они и давят. — Звонко рассмеялась. — Дурачок ты, Ванюшка. Разве тебя, агнец ты мой белый, может кто заменить — мудрого, в любви проворного?

Ступая красивыми босыми ногами по пышному ковру, она подошла к подсвечнику, горевшему возле скрыни, плюнула на пальчик и отважно прижала горящий фитиль. Свеча, пустив длинную струйку дыма, загасла. Игриво взглянула на государя:

— Лисенок мой ненаглядный! Я завсегда так делала в доме батюшки моего. Желаешь, тебя обучу?

Государь, облегченно вздохнув, буркнул:

— Я что, ума лишился? Царь станет тебе пальцами свечи тушить! И ты, Василиса, так больше не делай. Не царицыно сие дело, слуги на то есть.

На другой день у государя была важная встреча со шведским послом. Утром, пораньше, он навестил супругу, провел у нее почти час. Затем, помолившись, отправился в Престольную палату. Здесь его уже поджидал Иван Колычев.

— Вчера, сокольничий, ты ловко пешкой в ферзи прошел, да все едино — я обыграл тебя! — Приятные воспоминания озарили лицо государя. — Фигуры расставил? Ну, держись, сокольничий, нынче моя очередь белыми играть.

Они уселись в уголке громадного, со многими сводами зала, со стенами, расписанными картинами из Святого Писания. Слуга зажег в литом серебряном подсвечнике шесть сальных свечей.

Играли почти час. Государь одну партию выиграл, другую свел вничью. Он молвил:

— Посол прибыл, сегодня дело серьезное. Эта треклятая Ливонская война заставляет уступки шведам делать, отдать побережье Балтийского моря. Иначе мира нам не видать. Божьим попущением Эстляндия предалась Швеции и Дании, Ливония — Польше. Шутка ли, поболее трех десятков лет ратоборствуем, сколько голов положи ли, пора замиряться.

Иоанн Васильевич поднялся из кресла. И вдруг он увидал, как сокольничий, жирно плюнув на палец, пригасил возле шахматного столика ненужные теперь свечи.

Страшная догадка обожгла сознание государя. Когда нынче он прощался с царицей, та раза три переспросила: «Лисенок, переговоры скоро кончатся? Ты быстро ко мне придешь?» Теперь ясно, зачем сей вопрос.

Криво усмехнувшись, спросил:

— Не обожжешься, сокольничий?

— Привычный, в доме отца завсегда так тушили. Я и лучину могу, а свеча что? Ткнул — и погасла!

Бояре, терпеливо ожидавшие окончания шахматной игры, подошли к государю, мудрые бесполезные советы подавать начали. Не слушая их, Иоанн Васильевич направился к престолу, преодолел три высокие ступени, плюхнулся на трон.

Со свитой появился шведский посол — лысый, с напыщенным лошадиным лицом, в зеленом немыслимом камзоле с золотыми пуговицами.

Толмач начал что-то трещать в уши — государь его не слышал. В сознании было лишь одно: неужто сокольничий был в спальне Василисы? Очень похоже, что именно он затушил свечи в ее шандале.

Иоанн Васильевич окинул взором лавку, на которой сидели бояре. Среди них сокольничего не было.

И он вдруг решился: быстро поднялся с трона, ноги сами понесли его на половину царицы. Скуратов и несколько стражников бросились вслед.

Толмач замолк. Шведский посол возмущенно приоткрыл корытообразный рот: