– Этот австрияк имеет отношение к делу нашего разведчика?
– Нет, извините. О нем я упомянул только для полноты картины. Среди работающих в деревне есть группа из пяти офицеров, в которой верховодит артиллерийский гауптман Пауль Глобке. По донесениям лагерной агентуры, эта группа давно строит планы побега из лагеря. Они уже интересовались у рыбаков, можно ли купить в деревне лодку с парусом. Но все заговорщики – сухопутные офицеры, которые не имеют навыков управления парусником в море. А прямо обратиться к рыбакам с просьбой вывезти их в море и научить обращению с парусами пока опасаются. Присматриваются к деревенским жителям. Для Глобке и его компании появление в лагере военно-морского офицера – прямо-таки божий промысел! Они уже начали «обхаживать» «Ферзя» с целью выяснить, не побоится ли он бежать из плена. Наш для порядка, как мы и планировали, сначала выразил сомнение в целесообразности столь рискованной затеи, которая может провалиться, а зачинщиков будет ждать расстрел. Но постепенно стал поддаваться на их уговоры и даже ходил смотреть лодки.
– Не стоило бы ему становиться организатором побега. Лучше держаться безучастно и выполнять указания этого капитана-артиллериста, раз тот уже является лидером заговорщиков.
– Вне всякого сомнения, «Ферзь» помнит наши инструкции о том, что ему следует использовать сложившуюся ситуацию в своих интересах, а не самому заниматься сплочением пленных офицеров для побега из лагеря. Все прошедшие дни он четко действовал в соответствии со своей легендой. Считаю, что разведчик и дальше будет вести себя так же.
– Сколько, по-вашему, группе беглецов потребуется времени, чтобы заполучить лодку и тайно выйти в море?
– Неделю. Максимум – десять дней.
– Хорошо, будем ждать. Возвращайтесь и продолжайте контролировать ход операции.
У Стрельцова уже созрела идея, в соответствии с которой при получении сигнала от Тихонова о том, что дата побега определена, он выйдет в море на подводной лодке и будет тайно сопровождать парусник в пути от Нарвы до Либавы. Благо подводные силы сосредоточены у причалов в порту Ревеля, и лодка сможет быстро выйти из порта. Полковник вполне закономерно полагал, что контр-адмирал Непенин поддержит его идею и уговорит Канина дать «добро» на выход подводной лодки со специальным заданием.
Однако на Балтийском флоте в те дни происходили события, которые значительно изменили расклад сил в командовании. Сначала в Ревель из Гельсингфорса возвратился капитан 2-го ранга Ренгартен, который ездил согласовывать в штабе получение новой радиоперехватывающей аппаратуры для морских постов радиоразведки. Докладывая Илье Ивановичу о результатах командировки, он сообщил, что в штабе сегодня будет объявлен указ Государя о смещении Канина с должности комфлота и назначении на эту должность Непенина.
Не успели Стрельцов и Ренгартен обсудить штабные перемены, как в разведотделении появился стремительный капитан 1-го ранга Черкасский, который только-только приехал из Ставки Верховного и ждал оказию для перехода в Гельсингфорс морем. Князь пребывал в прекрасном расположении духа, курил и подробно рассказывал о новостях в Могилеве и в Петрограде. Он разговорился, а потом жестом карточного игрока положил на стол перед Стрельцовым копию доклада начальника морского походного штаба Ставки Верховного главнокомандующего адмирала Александра Ивановича Русина.
Оба разведчика склонились над бумагой. Текст ее гласил: «Стратегическая обстановка на балтийском морском театре, определившаяся в течение 1915 года и сохраняющаяся в главнейших своих основаниях и поныне, создает для боевой деятельности нашего флота Балтийского моря крайне трудные и тяжелые условия. Несоразмерность наших материальных сил и средств с таковыми же противника передает инициативу широких морских операций в руки неприятеля и требует от нашего флота при всякой попытке так или иначе взять инициативу в свои руки самого полного напряжения, высокого боевого духа и исключительной подготовленности во всех отраслях военно-морского дела.
Эти обстоятельства и вытекающие из них боевые требования к флоту властно указывают на необходимость иметь и надлежащее командование флотом, обладающее исключительной волей, решимостью и проявлением широкой инициативы стратегического замысла. Только при этих условиях, требуемых исключительной по трудности обстановкой, создавшейся на театре, возможно ожидать надлежащего парирования боевых операций противника доблестным личным составом нашего Балтийского флота, высоко подготовленного многолетними трудами покойного адмирала Эссена, явившего за свое почти годовое командование флотом на войне образец тех исключительных качеств, кои необходимы командованию Балтийским флотом при столь серьезной обстановке.
Между тем настоящее командование флотом Балтийского моря не обладает, к сожалению, этими необходимыми качествами, что особенно подтвердилось в итоге летней кампании 1916 года, протекавшей при довольно благоприятной для нас обстановке.
Вышеприведенные обстоятельства дают основание полагать, что командование флотом в течение прошедшего благоприятного летнего периода не выказало широкой стратегической инициативы и не выказало решимости использовать благоприятную обстановку… Эти соображения в связи с опасностью угашения воинского духа личного состава заставляют прийти к окончательному заключению, что при настоящем командовании Балтийским флотом успешное выполнение возложенных задач является сомнительным».
Илья Иванович после размышлял, почему же флаг-капитан по оперативной части штаба флота решил ознакомить его с закрытым документом, который не успел прочитать никто из балтийских адмиралов. И пришел к выводу, что многоумный Черкасский осознавал: при назначении Непенина командующим Балтийским флотом разведчики станут его правой рукой. И с ними следует поддерживать самые тесные отношения. Князь сигнализировал: господа разведчики, я – с вами, и полагаю, что это взаимно. Разведчики возражать не стали.
Как впоследствии признал Морской министр адмирал Григорович, назначение командующим Балтийским флотом вице-адмирала Канина оказалось ошибкой: «Это был офицер, который мог быть хорошим, когда над ним стояло начальство, а сам, сделавшись им, распустился и чуть не распустил все то, что так крепко и хорошо было спаяно усопшим адмиралом».
В порт князя Черкасского проводили на автомобиле. «Паккард» остановился на причале, прямо возле трапа, опущенного с борта миноносца. Выслушав доклад командира корабля, офицеры тепло распрощались. Черкасский поднялся по трапу и исчез в чреве миноносца, а Стрельцов и Ренгартен вернулись в «скворечник».
На следующий день из штаба флота молниями пошли телеграммы, главная среди которых извещала о том, что адмирал Василий Александрович Канин уходит с поста командующего и назначается членом Государственного Совета в Петрограде. Балтийский флот возглавил Адриан Иванович Непенин, произведенный императором в вице-адмиралы. Новый комфлот приказал всем офицерам штаба, командирам соединений кораблей и начальникам служб флота прибыть на служебное совещание в Гельсингфорс.
Илья Иванович вынужден был телеграфировать Непенину, что занят организацией разведывательной операции и направляет на совещание своего заместителя Ивана Ивановича Ренгартена. Вскоре в «скворечнике» раздался мелодичный звон телефона: у аппарата находился командующий флотом. Он принял поздравление начальника разведывательного отделения, а потом огорошил его своими планами. Ренгартена командующий забирал в штаб флаг-офицером с намерением передать ему свое наследие – службу связи флота, а также сделать своим помощником по разведке. (Конечно, если Стрельцов не будет против… Что ж, Стрельцов не будет против.)