Авиаразведка будет сопровождать отряд противника.
Стрельцов».
Через пять минут пришел ответ:
«Благодарю за службу.
Данные переданы комфлоту. Наши силы разворачиваются в Рижском заливе.
Вам находиться Кильконде. Разведку продолжить. Результаты докладывать немедленно.
Непенин».
Илья Иванович воспользовался высоким положением флагманского офицера штаба флота и отдал распоряжение командиру воздухоплавательной станции Кильконд продолжать воздушную разведку приближающейся германской эскадры. В небе над кораблями противника должны постоянно находиться наши аэропланы. Распоряжение было исполнено в точности: едва одна пара летающих лодок шла на посадку, на смену ей взлетала следующая. В начале пятого утра старший пилот пары, возвратившейся после облета кораблей противника, сообщил важные сведения. В штаб тут же отправилась шифровка:
«08 августа. 04:00. Немецкие тральщики начали операцию по подготовке прохода в минном заграждении в западной части Ирбенского пролива. Их прикрывают шесть эсминцев. Главные силы противника находятся в Балтийском море на дистанции восемь миль от передовой группы.
Стрельцов».
Ответа на телеграмму не последовало. Илья Иванович сразу понял, что началась активная фаза операции германского флота по прорыву в Рижский залив. Сейчас все имеющиеся под рукой у Канина корабли выйдут на боевые позиции, чтобы воспрепятствовать действиям противника. Стрельцов решил из Кильконда перебраться на мыс Церель, перед которым как на арене цирка можно будет видеть, как развиваются события. Строго наказав командиру радиопоста в Кильконде постоянно находиться с ним на связи, полковник на грузовике, который возил снаряды из арсенала в глубине острова на батарею морских орудий мыса Церель, добрался до места назначения. Рядом с батареей находился замаскированный в бетонных укреплениях пост наблюдения и слежения за обстановкой, где имелась связь с Непениным и с радиопостами на островах Эзель и Даго.
Рассвело, и Стрельцов в мощные оптические приборы рассматривал германские тральщики, которые на расстоянии четырех миль от него проводили траление участков на входе в Ирбенский пролив. Примерно через час с севера подошли наши канонерские лодки «Кореец», «Сивуч» и дивизион эсминцев, которые с ходу открыли огонь по тральщикам и эсминцам прикрытия. Стрельцову было видно, что снаряды наших кораблей достигают цели, на двух эсминцах начались пожары. Немцы в свою очередь активно огрызались, снаряды с обеих сторон, взрываясь при недолетах, поднимали высокие всплески воды. Вдруг по проливу разнесся тяжелый грохот, и в том месте, где только что находился германский тральщик, возник огромный фонтан из воды и пара. Противник понес первую боевую потерю – на русской мине подорвался тральщик Т-52.
В десять тридцать стрельбу начал линкор «Слава», удачно прикрытый от противника изгибами острова Эзель. Его тяжелые залпы оказались успешными – один из германских эсминцев, объятый пламенем сильного пожара на палубе, покинул общий строй и тихим ходом ушел в сторону моря. Управлением огня линкора занимался артиллерийский корректировщик, расположившийся рядом со Стрельцовым на посту НиС. Через некоторое время в фонтане воды и страшном грохоте сгинул еще один германский тральщик – Т-58. Остальные «тральцы» по одному начали выходить из боя, их прикрывали эсминцы, которые получили команду подвергнуть обстрелу позиции русских на мысе Церель, откуда так удачно корректируется огонь линкора «Слава». Обо всем, что происходило перед глазами, Илья Иванович оперативно докладывал командованию.
Чуть позже стало понятно, что обстрелом мыса Церель занялись не только эсминцы, но и крейсера с линкорами, находившиеся вне зоны видимости. Взрывы их тяжелых снарядов перепахивали землю и «расклевывали» в крошку бетонные укрепления. Один из взрывов пришелся прямо в капониру, где находился Стрельцов. После грохота пришедшие в себя люди отплевывались от завесы пыли и дыма, накрывшей помещение. Слышались стоны раненых. Кто-то крикнул: «Санитар!» – и Илья Иванович, сильно ушибший обо что-то левое плечо при взрыве, морщась, пошел смотреть, что произошло с людьми на посту. К нему тут же подбежал один из санитаров и скороговоркой произнес:
– Вашбродь, у вас плечо в крови.
А потом, обернувшись, крикнул:
– Сюда носилки! Пилот ранен!
До Стрельцова сквозь звон в голове дошло, что речь идет о нем, ведь он второй день ходил в летной кожаной амуниции – переодеться на острове было не во что. Он сменил лишь шлем пилота на морскую фуражку, взятую по случаю на посту радиоперехвата. Пока он, оглушенный взрывом, медленно размышлял, два санитара сняли с него кожаную куртку, разрезали рубаху на плече и начали обрабатывать его ушиб. Правда, тот, что постарше, сказал:
– Повезло вам, вашбродь, осколок маленький, прошел навылет, ни суставы, ни кости не пострадали. Крови только много текет, видать, артерию зацепил. Щас получше забинтуем. Да, вы ложитесь на носилки, не то голова закружится.
«Ну вот, Стрельцов, и тебе досталось», – почему-то с весело сказал сам себе полковник. Его уже куда-то несли. Здоровой рукой он помог себе опереться, сел на носилках и приказал санитарам:
– Я – полковник Стрельцов из штаба флота. Срочно вызовите мне командира поста.
Сообщение о ранении полковника быстро возымело действие. По распоряжению Непенина, его отвезли на пост радиоперехвата, а оттуда – вновь на воздухоплавательную станцию Кильконд. Штабс-капитан Троицкий, усаживая в аэроплан своего важного пассажира, ворчал:
– Надо же, столько налетали на наших «бабочках» беззащитных, и живы-здоровы были. А за крепостные стены забрались – и вон что случилось. Я всегда говорю: в небе спокойнее, чем на земле.
Два часа полета в Ревель Стрельцов проспал: он давно был на ногах и без отдыха. На станции у речки Бригиттовки его встречали кавторанг Борис Петрович Дудоров и врач. Плечо было подвергнуто тщательному осмотру. Вердикт полевого хирурга гласил: «Заживет как на собаке!» Дудоров для профилактики вновь разлил по стопкам «довоенный» коньяк и пожелал выздоровления.
Автомобиль доставил Илью Ивановича в разведотделение. В «скворечнике» начальника ждали помощники Ренгартен и Тихонов. Ренгартен доложил, что немцы пока выжидают у входа в Ирбенский пролив, Шмидт решает, что делать дальше. А Непенин телеграфом сообщил, что дает полковнику два дня отдыха на выздоровление, но потом сам приедет в Ревель для решения ряда вопросов.
Добравшись до дома, Стрельцов прямо-таки упал в постель, едва успев раздеться. Но за ночь он отдохнул и набрался сил, оттого утром чувствовал себя вполне сносно. Ему пришло в голову, что неплохо было бы пригласить Кристину, с которой он расстался десять дней назад, и порадовать даму подарком, привезенным из Петрограда. Он знал наверняка, что она будет в восторге от такого сюрприза.
Кристина появилась во второй половине дня и сообщила, что может остаться до утра. Потом, иронично улыбаясь, добавила: «Если господин полковник не соберется сегодня вечером уехать на войну, вытолкав гостью на улицу». Они пили кофе, сидели и разговаривали о всяких пустяках. Гостья пребывала в обычном для нее состоянии избалованной дамы. Но ее поведение вмиг изменилось, когда она заметила гримасу боли на лице Стрельцова и марлевую повязку на плече. Было видно, что она искренне проявляет сострадание к человеку, получившему ранение в бою. Все увещевания полковника в том, что случай не стоит внимания, что рана – пустяшная, скоро зарубцуется и не оставит напоминаний, на Кристину не действовали. Ей не терпелось оказать какую-то помощь пострадавшему, и успокоилась она лишь тогда, когда Илья Иванович согласился на перевязку ее руками. Медицинских навыков у женщины не было, но она очень старалась и под руководством самого раненого аккуратно обработала плечо и сделала перевязку вполне себе, словно доктор научил.