Пичугины беседовали тихо, но напряженно, а потом Елена Олеговна, выбрав подходящий момент, удалилась с банкета вместе, разумеется, с Юрием Алексеевичем.
«Ну, вот. Теперь было самое время с ними побеседовать», – решил Никита, взглянув на часы. Весь день пошел коту под хвост в беготне за Пичугиными.
Глава 19
11 ноября 1972 года, Ленинград
– Володька! – врываясь в кабинет Соболева в конце рабочего дня, с порога воскликнул Паша Ребров. И его смуглое лицо с крупным носом и глубоко посаженными глазами буквально лучилось от счастья. – Твоя старушка Пичугина – как там ее вторая фамилия? – оказалась бесценным свидетелем!
– В каком смысле? Ты нашел Коробкова, и он оказался вором-рецидивистом, гуляющим на свободе? – скептически спросил Владимир Александрович.
– Не угадал, – ничуть не огорчился Ребров. – Коробкова я отыскал, Бориса Леонидовича, младшего сына того самого, о котором, судя по всему, рассказывала старуха Пичугина, угадай, кто он по профессии?
– Слесарь? – предположил Соболев.
– Нет, художник. Художник-иллюстратор. А теперь второй вопрос. Над иллюстрацией чьих произведений трудится сейчас Борис Коробков?
– Толстого? Пушкина?
– Доронина!
– Того самого Доронина?
– Того самого. У него сейчас готовится к выходу сборник произведений, и наш драгоценный Борис Леонидович готовит иллюстрации в тесном сотрудничестве с автором. То есть регулярно бывает у него в доме.
– Ну, Пашка, ты просто молодчина, когда успел столько всего разузнать?
– Профессиональные секреты не выдаю. А вообще, ты знаешь, фирма веников не вяжет, раз взялся, значит, сделал, – скромно потупив глаза, сообщил Ребров.
– Знаю, – не скрывая восторга, протянул ему руку Соболев. – Спасибо. Как говорится, благодарю за службу. Так что же еще удалось выяснить?
– Ну, ты жадина, все тебе мало! Ладно уж. Я проверял, кто из специалистов по замкам на воле гуляет, и вот, ты знаешь, выяснил, некто Филимонов Захар Петрович. Двадцать девятого года рождения. И этот самый Филимонов проживает всего в двух подъездах от нашего Коробкова на Черной речке.
– Вот это номер, – присвистнул Соболев.
– Да. Я был сегодня в издательстве у Коробкова, поговорил с сотрудниками, с руководством. Все отзываются о нем исключительно положительно. Талантливый иллюстратор, приятный человек. Обязательный. Вежливый. Беспартийный. Больше ничего не успел. Уж извини.
– Да нет. Ты просто молодчина, Паш. Я вот теперь думаю, как нам быть, вызвать его сюда для беседы или попробовать прощупать его на предмет алиби, пообщавшись с соседями и семьей. Не очевидно, как ты умеешь.
– Прикинуться приятелем, побеседовать со старушками у подъезда? Навестить маститого писателя под видом журналиста?
– Вот-вот, в этом роде.
– Ну, что ж. Давай попробуем. Завтра же займусь. А с Филимоновым что делать думаешь?
– Им я займусь сам, завтра же. Чем он, кстати, занимается?
– Работает грузчиком на складе в мебельном магазине.
– Думаю, забрать его лучше прямо с работы.
– Хорошая мысль, – одобрил Ребров. – Ну что, по домам?
– Здравствуйте, гражданин следователь, чем обязан таким вниманием, что меня прямо с рабочего места сорвали? – сердито топая к столу, требовательно спросил Захар Филимонов.
– Здравствуйте, Филимонов, присаживайтесь. Давно освободились?
– А вам что за печаль? Отсидел свое и вышел. Два года скоро будет. Работаю, заметьте. Законов не нарушаю, пью после работы или по выходным, прогулов и опозданий нет. Так чего нужно?
– Нужно, Филимонов, знать, где именно вы были вечером седьмого ноября.
– В праздник, что ли? Дома. Отметили с ребятами после работы это дело, а потом по домам разошлись, дома я еще под закуску принял грамм двести и спать лег. Вон у жены, у Нинки, спросите.
– У жены, разумеется, спросим. А может, еще кто-то, кроме жены, может подтвердить ваше алиби?
– Алиби? Вот как. Нет. Проживаем с женой и матерью на отдельной жилплощади. Соседей не имеем. Мать сейчас в Воронеже у сестры гостит. Так что подтвердить больше некому. Да и незачем, потому что за мной дел нет. Чистый я. Ясно? Нинка у меня беременная, мне сейчас истории ни к чему.
– Ну и хорошо, – не стал спорить Владимир Александрович. – А соседей своих вы хорошо знаете?
– Так это меня из-за Петьки Щеглова, что ли? – оживился Филимонов. – Так он дурак, сам виноват. Хоть кого спросите. Взял моду, пьяный на детской площадке мочиться. Ну, я ему по мордасам и съездил. Мне мамаши окрестные только благодарны были. А потому не пакости, – прогудел Филимонов, похрустывая крупными ладонями.
– Про гражданина Щеглова мне ничего не известно, а вот, скажем, знаете вы некоего Бориса Коробкова, он с вами в одном доме проживает, через два подъезда?
– Коробков? Как он хоть выглядит? Михалыча знаю, так он вроде не Коробков, а Севастьянов. Ленька Косой, его фамилию вообще не знаю, так он вроде в соседнем доме живет над стекляшкой. Не знаю, о ком вы говорите, – пожал плечами Филимонов, равнодушно глядя на следователя. – А только я, кроме Щеглова, никого и пальцем не трогал.
– Ну, что ж, Филимонов, можете пока быть свободны. Если понадобитесь, мы вас пригласим.
– А чего стряслось-то? Дело-то хоть в чем? – протягивая следователю пропуск, не желал успокаиваться Филимонов. Но ответа на свои вопросы так и не получил.
– Ну что, Володя, загрустил? Не порадовал тебя Филимонов, не стал колоться? – насмешливо поинтересовался Паша Ребров, заходя вечером в кабинет приятеля.
– Нет, не захотел. Я тут его старое дело на досуге полистал и пришел к выводу, что колоться, как ты выражаешься, он сам не будет. Не тот тип. Этого надо как следует прижать, чтобы неопровержимые улики, а иначе его за рубь двадцать не купишь. Ну а у тебя что?
– У меня следующее. Сегодня я порядком набегался, но кое-что выяснил. Коробков действительно регулярно бывал в квартире Доронина. Однажды у них зашла речь о Пичугиных. Доронин не помнит, кто первым заговорил о них, он или Коробков. Доронин рассказал, кто сейчас проживает в этой квартире, а Коробков ни словом не обмолвился, что прежде слышал о Пичугиных.
– Думаешь, Коробков заранее планировал ограбление и с этой целью проник к Дорониным или эта мысль возникла у него после разговора с Дорониным?
– Не знаю. Сам выясняй. Но вечером седьмого ноября Коробкова дома не было.