Прощальный подарок Карла Брюллова - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Алейникова cтр.№ 2

Это был небольшой портрет, размером с развернутую книгу, темный, грязный, а с портрета на Афанасия Ивановича глянул, вот именно глянул, препротивный старикашка. Неряшливый, оборванный, с вислым крючковатым носом и мерзкими рыскающими глазками. В костистых чумазых пальцах он сжимал мешочек с деньгами. С первого взгляда на портрет было ясно, какого рода человек перед вами.

Портрет был написан бездарно, и только мерзкие шныряющие глазки по-настоящему удались художнику, и именно они вызывали непреодолимое отвращение к портрету, едва взглянув на него, тут же хотелось отвернуться.

– Что это? – брезгливо сморщив нос, спросил из вежливости Афанасий Иванович, сам бы он написал старика не в пример лучше.

– Это мой подарок, – просто сказал Брюллов, протягивая Афанасию Ивановичу картину. – Да ты погоди, выслушай сперва! – воскликнул Великий, предупреждая готовые сорваться с языка приятеля слова. – Картинка эта, конечно, так. Мазня. Но дело не в том. Я сейчас тебе расскажу кое-что, а ты послушай.

Карл Павлович снова тяжело опустился в кресло, заходясь сухим мучительным кашлем. В мастерскую заглянул Лукьян, да Брюллов отмахнулся, уйди, мол.

– Так вот, – переждав приступ кашля, продолжил Карл Павлович. – Это было в Италии в тысяча восемьсот двадцать девятом году. Мои отношения с Обществом поощрения художников, которое вместо Академии взялось оплатить мою поездку в Европу, на тот момент окончательно разладились, я остался практически без средств, зато свободный от всяких обязательств. – На лице художника при воспоминаниях об этом благословенном времени заиграла легкая, мечтательная улыбка. – Тогда я еще не достиг сколько-нибудь широкой известности, средств на жизнь не хватало, я много работал. О, сколько вдохновения, сколько сил, идей, замыслов бурлило во мне… Но я не об этом, – сам себя прервал Карл Павлович. – Однажды я делал акварельные наброски в окрестностях одной живописной деревушки около Рима и не заметил, как пристроился у меня за спиной на камне один колоритный синьор. Старый уже, на вид лет сто, совершенно белые волосы, но еще густые, крупными такими локонами, с бородкой благообразной и одет прилично, в бархатную куртку, хорошие сапоги, а шляпы вовсе нет, и смотрит, как я работаю. Да смотрит так это, с пониманием, с прищуром. Словно оценивает. Поздоровались, разговорились. Оказалось, что я не ошибся. Старичок оказался художником, в свое время очень популярным в Италии, но, по его собственному признанию, удачливости в его творчестве было больше, чем таланта. На старости лет он переехал в деревню, ту самую, возле которой мы и повстречались. У него был свой дом, небольшой, но очень уютный, с красивым просторным садом и восхитительным видом на окрестности. Жена его уже умерла, дети жили своими семьями, а за ним ухаживала немолодая служанка, которой ко времени нашей встречи было уже не меньше пятидесяти лет.

Старик пригласил меня в гости, угостил отменным вином. Мы разговорились. Несмотря на возраст, у него был ясный пытливый ум, он живо интересовался всеми модными течениями в искусстве. Одобрил мои акварели, пожелал взглянуть на другие мои работы. Как-то незаметно наш разговор перешел на Россию, на возможности для художника в нашей стране, и как-то невзначай коснулся Общества поощрения художников и моего расставания с ним. Мой новый знакомец был так внимателен и добр, что я разговорился и под действием вина, очевидно, пожаловался ему на финансовые затруднения. После этого он и принес мне этот портрет. Прежде чем подарить его, он сказал, что оставил своим детям неплохое состояние, никто из них не унаследовал художественных талантов. Зато все они твердо стоят на ногах, имея приличные доходы, а потому он без всякого сожаления расстается с этой вещью. Сперва я подумал, что он хочет подарить мне одну из своих работ, к моему сожалению, весьма бездарную, но оказалось, что я ошибаюсь. Кто написал эту картину – неизвестно, к моему знакомцу она попала случайно, он купил ее в далекой молодости, когда распродавали вещи одного умершего художника. Купил за бесценок, по случайности, не предполагая, что именно попало ему в руки.

Афанасий Иванович еще раз внимательно, с интересом взглянул на холст. И снова не смог разглядеть в нем ничего примечательного.

– Старый художник сказал, что этот портрет имеет мистическое происхождение, и именно он помог ему достичь благополучия и добиться успеха. Но с горечью добавил, что за успех в обществе ему пришлось заплатить теми крохами таланта, что оделила его природа. Мне такая опасность, по его мнению, не грозила, мой талант должен был справиться с искушением портрета. Но все же он предупредил, владеть портретом значит бороться с искушением. Мне недолго осталось жить, и, думаю, могу по праву сказать, я победил искушение, всего добился сам, – гордо вскинув голову, проговорил Карл Павлович, но тут же смущенно улыбнулся и ласково взглянул на Афанасия Ивановича: – Ну а тебя жизнь довела до такой черты, что не то что талант, сам ты стоишь на пороге гибели, а потому без опасения вручаю тебе этот портрет. Владей. Но будь осторожен.

– Да что же мне с ним делать? – воскликнул вконец запутавшийся Афанасий Иванович.

– Просто возьми его домой и пообещай никуда не выбросить, не продать, не подарить. Дай слово.

– Даю, – легко кивнул Афанасий Иванович, все еще сжимавший в ладони подаренные Брюлловым сто рублей.

– Ну, вот и ладно. А теперь прощай, друг. Более уж не свидимся. – И, обняв Афанасия Ивановича, расцеловал.

В дверях мастерской Афанасий Иванович столкнулся нос к носу с Платошкой Коробковым. Наипротивнейший тип, надо доложить. Человечишко рода не знатного, талантами не одаренный, состояния не имеющий, умом большим тоже не блещет, а вот втерся же к Великому, да и в других приличных домах бывает, и не только у художников. Говорун, болтун, скоморох балаганный, а когда хозяева, да и гости под хмельком начнут то карикатуры рисовать, то вирши экспромтом, ежели в гостях у литератора засядут, а то, может, романсик какой, так вот он это все подбирает, все листочки соберет и продаст.

Гении они что? Сотворят в порыве вдохновения и забудут, а он с этого кормится. Вор и подлец.

Афанасий Иванович, при всем своем бедственном положении, никогда до этакой низости не опускался. А потому сейчас явление Платошки и вовсе проигнорировал, прошествовал мимо, словом не удостоив.

Быстрей к себе, домой! К Уленьке, к Мишеньке, к дочкам. По пути в лавку забежать, еды купить, детишкам гостинцев, со ста-то рублей можно. Доктора к Мишеньке позвать, с хозяином – шельмой бесстыжей за квартиру рассчитаться…

По пути домой Афанасий Иванович забежал в лавку, накупил всякой снеди, детишкам гостинцев, по дороге заглянул к доктору, нижайше просил прийти и заплатил за визит сразу. Отчего доктор прибыл незамедлительно.

Когда Афанасий Иванович с доктором поднялись в квартиру, Мишеньке было совсем плохо. Уленька, бледная, измученная беспокойством и бессонной ночью, сидела у его кровати, промокая лобик. Девочки тихие, бледные, похожие на чахлые, выросшие без солнечного света растеньица, сидели на стареньком вытертом диване, перебирая на коленях какие-то старые тряпицы. Ни шумливости, ни игр, за братика переживают.