Неумерший - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Филипп Жаворски cтр.№ 21

Воины загоготали и обсмеяли нас. Суагр выглядел расстроенным, что не успел победить меня и что нас заставили прекратить поединок. Я же был доволен, что смог выйти сухим из воды; хотя хорошо осознавал, что очень быстро приспособился к новому виду сражения, с которым никогда раньше не сталкивался, и что если бы бой продолжился, то, возможно, мог бы ещё и выиграть.

Трапеза шла своим ходом. После меня настал черёд брата, которого вызвал на бой Матунос. Сеговез шёл вторым и знал, чего ему ждать. Он вовсе не удивился этому вызову, даже более того, наблюдая за моим состязанием, успел к нему подготовиться. Оказавшись в круге, он с яростью ответил на подначки соперника. Матунос хвастал тем, что является сыном Сумариоса, Сеговез же выпалил, что его отцом был Сакровез, который обезглавил более тридцати врагов во время войны Кабанов. Подобная дерзость, произнесённая перед Комаргосом и его воинами, отозвалась парой-тройкой злобных выкриков, но всё же охладила пыл толпы. По потухшему взгляду Матуноса было ясно, что в словесной перебранке Сегиллос одержал верх. Бой закончился быстро. Обученный эльвийцем из мелкой знати, Матунос не был настолько приучен к боевой жизни, как его старший брат, в то время как Сегиллос был таким же сильным, как я, да вдобавок безжалостным. В два счёта он совладал с соперником, оттесняя его в толпу. Зрители не успели расступиться, и Матунос споткнулся об их ноги. Сегиллосу хватило одного толчка щитом, чтобы окончательно вывести противника из равновесия, и затем он сразил его ударом в голову, нанеся глубокую рану.

Комаргос прервал поединок и послал своих амбактов привести в чувство Матуноса. Повернувшись в сторону Сумариоса, он заметил:

– Твои сыновья научились бы от тебя гораздо большему.

Сумариос не ответил. Он явно пытался заглушить ярость, отводя глаза от толпы, среди которой приходил в себя от кровоточащей раны его младший сын. Сегиллос же, который не преминул выхвалиться, подняв руки вверх и выкрикивая неразборчивые звуки, лишь позднее осознал неоднозначность положения, в котором поневоле оказался. Вернувшись к Сумариосу, он пробубнил ему извинения.

– Ты сделал то, что должен был, – отрезал правитель Нериомагоса.

На следующий день по распоряжению Сумариоса я один выполнял все наряды, которые обычно доставались нам с братом. А ночью его солдур Куцио подошёл ко мне и одобряюще похлопал по плечу.

– Ты был умнее своего брата, – прошептал он. – Великий воин должен также уметь сдерживать свою силу.

Он заблуждался. Если бы я мог одолеть Суагра этим вечером, я сделал бы это без раздумий, так же как Сегиллос. Пусть похвалу эту я и не заслужил, но всё же извлёк из неё ценный урок.

На следующий день путь пролегал по неизвестным нам с братом землям. Мы никогда не заходили дальше Иваонона по правую сторону от дома. До вражеских земель было ещё далеко: держа путь от Аттегии, лежащей на битурижской границе, мы продвинулись уже далеко и теперь приближались к арвернской заставе. Здешние холмы, леса, изгибы рек, в сущности, ничем не отличались от тех, что мы видели в нериомагосском крае. Тем не менее мы с Сегиллосом улавливали во всём отпечаток новизны и загадочности. Мы не знали более названий рек, через которые переправлялись, а деревни, утопавшие в густой зелени россыпью соломенных крыш, были для нас безымянными – за каждым поворотом скрывались тайны. На опушках лесов стояли священные колья с ликами неведомых нам божеств.

В светлое время суток, переваливая через гребень холма, мы видели вдали возносящиеся к небу тёмно-синие макушки горы – это была Семмена. Когда мы с Сеговезом увидели её впервые, то наивно предположили, что доберёмся до её склонов до наступления вечера, но гора отступала по мере того, как мы приближались. Изо дня в день она становилась всё больше, воздвигаясь всё выше за облака, расстилая рогатый гребень по всему горизонту. Она ускользала от нас, как враг, который избегает сражения, а сам беспрестанно подпитывает себя новыми силами. Она преподала нам урок вселенной: мир есть движение.

Будучи в отряде, мы наверстали упущенные знания в изучении правил поведения воинов, которыми пренебрегали столь долгое время. Издёвки и насмешки обучили нас грубейшим оскорблениям, которыми должен владеть каждый воин, дабы бросать вызов противнику по всем правилам. Кроме умения сквернословить, нам нужно было поработать над выправкой. В ту пору мы были ещё несмышлёными щенками, и, поглядывая на Комаргоса и Сумариоса, а также на самых закалённых в бою амбактов, мало-помалу стали подражать их манере держать себя, их сдержанности и немногословию. Ибо именно суровость придаёт воину угрожающий вид, а выдержанность увеличивает во сто крат весомость оскорбления, злобной гримасы или военной стойки.

Однако устрашать врага надобно было не только поведением, но и внешностью. Нас обучили всем премудростям, которые наделяют воителя присущим ему своеобразным обликом. Я вижу, что ты кривишь лицо: мне известно, насколько вам, чужеземные ионийцы, противны наши обычаи, и как они претят этрускам. Но разве это не свидетельствует о том, какая мужественная доблесть заложена в наших традициях? Сила в том, что отпугивает чужаков. Во время этого первого похода нас посвятили во многие тайны. Из топлёного сала и пепла нас научили готовить жидкое мыло, которое при нанесении на волосы придавало им огненное сияние! ^[54] Чтобы казаться выше и свирепее, мы начали укладывать волосы дыбом, покрывая толстым слоем мази из можжевелового масла и еловой смолы или же одевали шлемы с гребнем из жёсткой кабаньей щетины или изогнутыми рогами зубра. Нам также поведали о свойствах вайды. Стоило потереть ею кожу, как кожа покрывалась синим налётом, который защищал воина от воспалений при ранении ядовитыми дротиками. А самым смелым и закалённым в бою мы вводили краску вайды под кожу, нанося татуировки, наделённые магической силой. Мы закалили себя и в другом ухищрении, которое помогало кельтским воинам обрести такие белоснежные зубы и дыхание хищника: мы приучили себя полоскать рот мочой. И чем старее она была, тем сильнее заострялись наши клыки!

Этот поход на войну оказался для нас настоящим приключением! По мере того как менялась природа вокруг, преображались и мы с Сеговезом. Когда мы шли по зелёной дубраве, налитой молодыми соками, наши шевелюры полыхали жаром осени. Когда мы пробирались неизвестными тропками, наша походка приукрашалась брезгливым презрением к опасности. Когда мы скакали в сторону горных отрогов, утопавших в лазурном тумане, наша кожа приобретала оттенки неба.

Нам всё никак не удавалось сбросить с себя полинявшую шкуру прошлого. И, несмотря на то что в нашем сознании из детей мы быстро превратились в возмужавших воинов, незримые нити ещё связывали нас с Аттегией, с материнской скорбью, с тоской по погибшему отцу. Колдовские чары преследовали нас, пробирались через амбронскую заставу, украдкой следовали за нами по пятам, словно волк, семенивший позади стада овец. Они отдалялись от нас посреди бела дня, на открытых пространствах лугов и пустошей, но догоняли в чащах, как только опускались сумерки. В тусклом глянце зари и в угрюмых вечерних тенях нам слышалось первобытное эхо их невидимого присутствия: словно мерный стук секиры, выщерблявшей дерево. И хотя мы ежедневно преодолевали большие расстояния, эта протяжная мелопея настигала нас на стоянке. Даже солдур Куцио заметил однажды, что от Нериомагоса за нами идёт какой-то дровосек. Комаргос распорядился, чтобы его поймали. Трое воинов неоднократно видели рослого человека, шагавшего вдоль опушки с топором на плече и опущенным на глаза капюшоном, но незнакомцу всегда удавалось раствориться в лесу прежде, чем его успевали схватить. Комаргос и Сумариос опасались, что он шпионит за ними, возможно, по приказу короля арвернов Элуорикса. А мы с Сеговезом были уверены, что это не так. Мы узнали таинственного странника, но предусмотрительно держали рот на замке. Он жил в Сеносетонском лесу, что неподалёку от нашего дома. Дабы невзначай не накликать беду, мы величали его «добрым хозяином».