Задыхаясь от адреналина и недоверия, я поворачиваюсь к ней, но Назира, не глядя на меня, спокойная и даже довольная, оглядывает небо, одной ногой упершись в ствол, а другой болтая на холодном ветру. Небрежно положив руку на колено, она с отсутствующим видом разминает пальцы, будто сжимая и отпуская нечто невидимое. Наклонив голову набок, я уже открываю рот, но Назира меня опережает.
– Знаешь, – говорит она вдруг, – я еще никому не показывала, что́ я умею.
Я даже теряюсь:
– Никогда?
Назира отрицательно качает головой.
– Почему?
С минуту она молчит.
– Ответ на твой вопрос как раз одна из причин, почему я хочу с тобой поговорить.
Назира рассеянно трогает бриллиантовый пирсинг на губе, постукивая подушечкой пальца по сверкающему камушку.
– Слушай, – начинает она, – ты вообще знаешь что-нибудь о своем прошлом?
Боль оказывается быстрой и острой, как холодная сталь, как удар ножа в грудь. Болезненное напоминание о сегодняшних откровениях.
– Кое-что, – отвечаю я через силу. – Не поверишь, сегодня утром узнала.
Назира понимающе кивает:
– Так вот почему ты убежала.
– Ты за мной следила, что ли?
– Да, я незаметно следовала за тобой.
– Зачем?
Она улыбается, но улыбка кажется усталой:
– Ты что, совсем меня не помнишь?
Я недоуменно смотрю на нее. Назира вздыхает, подбирает под себя ноги и, чуть отвернувшись, принимается глядеть куда-то вдаль.
– Забудь.
– Нет, погоди – как это, я что, могу тебя помнить?!
Назира качает головой.
– Не поняла, – настаиваю я.
– Забудь, – повторяет она, – ничего особенного. Ты просто очень знакомо выглядишь, вот мне и показалось, что мы уже встречались.
– А-а, – смягчаюсь я, – ладно.
Но Назира избегает моего взгляда, и у меня остается ощущение, что она что-то недоговаривает. Она сидит в глубокой задумчивости, покусывая губу и глядя на что-то далекое. Молчание длится довольно долго.
– Гм, извини, но ты принесла меня на дерево, – не выдерживаю я. – Что я тут делаю и чего ты хочешь?
Назира поворачивает голову. У нее в руке я замечаю пакетик карамелек. Она протягивает мне леденцы, предлагая угоститься, но я ей не настолько доверяю.
– Нет, спасибо, – отказываюсь я.
Назира пожимает плечами, разворачивает один из цветных фантиков и бросает конфету в рот.
– Что конкретно рассказал тебе Уорнер?
– А тебе зачем?
– Он говорил, что у тебя есть сестра?
Мне становится жарко от гнева. Я ничего не отвечаю.
– Значит, да, – заключает Назира и звучно хрустит леденцом. – Еще он что сказал?
– Чего ты от меня хочешь? – не выдерживаю я. – Кто ты такая?
– О родителях он тебе говорил? – как ни в чем не бывало продолжает Назира, искоса глядя на меня. – Ты знаешь, что росла в приемной семье и твои биологические родители живы?
Я молча смотрю на нее. Назира, по-птичьи наклонив голову, пристально уставилась на меня:
– А как их зовут, он сказал?
Глаза у меня лезут из орбит. Назира улыбается, и ее лицо словно освещается изнутри.
– Вот и приехали, – с торжеством говорит она, стягивая обертку с другого леденца и отправляя его в рот. – Хм.
– И куда же мы приехали?
– Туда, где заканчивается гнев и начинается любопытство.
Я раздраженно вздыхаю:
– Ты знаешь имена моих родителей?
– Я этого не говорила.
Я вдруг чувствую себя страшно усталой.
– Ну почему все знают о моей жизни больше меня?
Назира быстро взглянула на меня и отвела глаза.
– Не все, – поправляет она. – Только те, кто занимает высокие посты в Оздоровлении. Работа такая – знать. Особенно у нас, детей, – говорит она, на секунду встретившись со мной взглядом. – Родители надеются, что рано или поздно мы займем их места… Но не всем всё известно, – она чему-то улыбается, словно шутке, понятной только ей самой. – Большинство ни черта не знает. – Она хмурится: – Хотя, похоже, Уорнер больше в курсе, чем я думала.
– Вы с ним давно знакомы? – скорее утвердительно, чем вопросительно говорю я.
Назира отодвигает капюшон, немного открыв лицо, прислоняется к толстой ветке и вздыхает.
– Слушай, – тихо начинает она, – я знаю только то, что мой отец рассказал нам о тебе и Уорнере. У меня хватило ума понять, что основная информация – чепуха, но…
Она колеблется, прикусив губу.
– Скажи уже, – качаю я головой. – Я столько раз слышала, как меня называют сумасшедшей за то, что я полюбила Уорнера… Ты не первая.
– Что? Нет! – смеется Назира. – Я не считаю тебя сумасшедшей. Я могу понять, почему у него репутация ходячей проблемы, но он же моего круга. Я знала его родителей – на фоне Андерсона мой собственный отец выглядел нормальным и даже порядочным. Наши все с приветом, но Уорнер вовсе не негодяй, он просто ищет возможность выжить среди этого безумия. Каждый справляется по-своему…
У меня вырывается удивленное «О!».
– В любом случае, – пожимает плечами Назира, – я понимаю, что ты в нем нашла. А даже если бы не понимала, глаза-то у меня есть. – Она приподнимает бровь. – Попалась ты, подружка!
Я не могу опомниться – впервые Уорнера защищаю не только я.
– Но сейчас тебе нужно подумать о себе. Возьми паузу. Вот-вот приедет Лена, и тебе в это лучше не влезать, – она одаривает меня еще одним проницательным взглядом. – Тебе и своих переживаний хватает, а тут черт-те что начнется.
– Что? Какая пауза, какое черт-те что? И кто такая Лена?
Удивление Назиры кажется настолько непритворным, что я начинаю беспокоиться. Сердце учащенно бъется, когда Назира разворачивается ко мне и раздельно повторяет:
– Лена Мишкин, дочь лидера Европы!
Я недоуменно качаю головой. Назира смотрит на меня с удивлением и говорит:
– Слушай, да что ты прикидываешься?
– В смысле? – пугаюсь я. – При чем тут она и Уорнер?
– Как при чем? Ты что, шутишь? Лена – бывшая подружка Уорнера!
И вот тут я едва не грохаюсь с дерева.
Странно, я ожидала от себя большей впечатлительности.
Прежняя Джульетта разрыдалась бы, пав духом и раскиснув от стольких болезненных открытий в один день, от масштабов лжи Уорнера, от мучительного ощущения обманутого доверия. А я попросту отказываюсь реагировать – тело будто парализовало.