Губарев взял со столика стакан с водой и сделал несколько глотков.
– Я тогда понял: Маргарита стала взрослой. Мы с женой любили несколько раз в год отправиться куда-нибудь вдвоем. Дети оставались с нянями, шоферами, охраной. Мы были на связи. Маргарита никогда не беспокоилась о младших, она занималась своими делами, о Вере и Алле заботились специально обученные люди. И вдруг приглашение всей семьи во Францию. Очень меня тогда Марго порадовала.
Михаил Львович поморщился.
– Марго и Клод улетели в Париж. Чего греха таить, у Аллы был не самый легкий характер, да и Вера не ложка меда. Девочки не дружили, вечно задирались, Алла, хоть и младше возрастом, била Веру. А та обожала строить из себя жертву. Пройдет младшая по коридору, краем юбки коснется ноги средней сестры, Вера сядет на пол, зарыдает.
– Меня ножом полоснули! Погибаю.
Утром того дня, когда погибла младшая дочь, ее няня упала, выбила колено, встать не смогла. Женщину увезли в больницу. Антонина, экономка, нам в Чехию не позвонила, о травме гувернантки не сообщила. Решила, что сама справится. И вон что вышло. То, что Алла пропала, прислуга осознала, когда девочка не появилась за ужином. Вера села за стол, а младшей сестры нет. В отделение экономка сразу не обратилась.
– Почему? – не выдержала я.
– Она не подумала, что все серьезно, – объяснил Михаил, – решила, что Аллочка где-то прячется. Назло не выходит. Она хотела полететь с нами, но мы ее не взяли. Антонина решила, что это проявление детской мести: не захотели с ребенком отдыхать? Нате вам. Подобное поведение Алла демонстрировала часто. Она любила прятаться. Затаится в укромном месте, радуется, что у людей нервы на пределе, все ее ищут, волнуются. В девять вечера экономка велела прислуге обыскать дом, сад, но Аллу не нашли. Всю ночь с фонарями бегали. Утром экономка заявила в местное отделение. Девочка ушла гулять после обеда, в час, к ужину в семь не явилась. Уже сколько часов прошло? Нянька в клинике. За Аллой никто не присматривал. Может, ее сразу после обеда и увезли? Потом ночь миновала. С момента, когда Аллочку видели в последний раз за столом и обращения в органы, почти сутки прошли. Александр Михайлович, вы понимаете?
– Да, – коротко ответил полковник.
А я опустила глаза. Если пропал ребенок, то счет идет на минуты. Возможность найти его сохраняется несколько часов, потом она начинает быстро уменьшаться. Нет, бывает по-всякому, иногда пропавший объявляется и через полгода. Он просто удрал от родителей, поездил по стране, поголодал, завшивел, подцепил какую-нибудь болезнь и решил опять стать домашним ребенком. Но такое развитие событий редкость. Чем быстрее начинается поисковая операция, тем больше шансов найти ребенка живым. Главное, чтобы работали профессионалы, те, кто понимает и знает, как поступать в данном случае. С Аллой же сразу все пошло не так. Самое неприятное, что никто не позвонил, не потребовал выкупа.
– Местные парни оказались дураками, – продолжал Михаил Львович, – они велели ждать трое суток. Дескать, детям свойственно прятаться, Алла скоро вернется.
В районе обеда Антонина позвонила мне в рыданиях. Мы с женой незамедлительно вернулись в Москву. А теперь посчитайте время!
Михаил Львович потер ладонью затылок.
– Я узнал об исчезновении дочери через сутки. Мы были в Чехии! Это вам не десять минут езды. Сначала надо добраться до аэропорта, попасть на рейс, из московского аэропорта доехать до поселка. Я дорогу устилал деньгами. Но хоть золотом осыпь летчиков, самый быстрый полет до Москвы – два часа пятьдесят минут. Мы потратили на дорогу почти шесть часов. Пришлось ждать рейса в Москву, потом попали в адскую пробку на МКАДе.
Когда вошли в дом, прислуга рыдала, Вера пряталась в детской.
Михаил Львович махнул рукой.
– Терпеть не могу театральности, многозначительности, пафоса. Фраза: «Моя жизнь в этот страшный час разделилась на «до» и «после», казалась мне фальшивой. Но теперь я знаю, это правда. Моя жизнь на самом деле разделилась на «до» и «после». Ничего не осталось. Жена покончила с собой, спустя некоторое время Вера оказалась в интернате. Я улетел из России в Англию. Все рухнуло. У меня осталась только Марго. Но она принадлежит Клоду. Зря вы ее позвали. Маргоша с женихом улетели утром того рокового дня.
– Да, да, да, – зачастила дочь, – да, папа, мы сели в первый самолет. Алла завтракала. Помнится, я спросила: «Что тебе в Париже купить?» Она не ответила.
– Нет, вы отправились из Шереметьева рейсом в восемнадцать десять, – остановил Марго полковник. – И у нас есть свидетель.
– Чего? – оторопела Маргарита.
Дверь открылась, в комнату вошел мужчина, с виду ровесник Веры.
– Здрассти, – произнес он и сел на свободный диван.
– Познакомьтесь, пожалуйста, – продолжал Александр Михайлович, – Роман Кротов. Маргарита, возможно, вы помните это имя-фамилию. Но могли и забыть, поэтому объясняю. Роман Кротов и Константин Булыгин обнаружили в реке сумку с останками Аллы.
– И что? – вскипела Маргарита. – Как я могу запечатлеть в памяти имена-фамилии подростков, которых никогда не видела?
– Роман, – обратился к новому участнику беседы Сеня, – вы рассказали в милиции, что запутались ногой в кожаном ремне.
– Да, – кивнул мужчина, – его привязали одним концом к сумке, а другим к большому камню. Сделали так, чтобы поклажа не всплыла. Я нырнул, зацепился, как подумал, за веревку и не мог выпутаться.
– Но когда приехала милиция, и торба, и ремень оказались на берегу, – уточнил полковник.
– Верно, – подтвердил Кротов, – мы объяснили сотрудникам, что нам помогла пара: юноша и девушка.
– Но их не было, – не утихал Дегтярев.
– Да, – снова согласился Роман, – мы тогда сказали, что из любопытства открыли сумку. Наши спасатели испугались и убежали. Имен их мы не знали. А мы остались. Не бросать же все вот так… просто… на берегу. Некрасиво. Это мы тогда сказали. Тогда мы сказали так. Вот!
– Соврали? – поинтересовался Собачкин.
Роман кивнул.
– Да.
– Не так обстояло дело?
– Нет.
– А как? – быстро задал свой вопрос Михаил Львович.
Роман почесал шею.
– Ну… я уже один раз докладывал.
– Маргарита нашу беседу с вами не слышала, – улыбнулся Сеня.
Кротов оттянул ворот пуловера.
– Ну… Не так все было. У меня девчонка была, Наташка, старше на девять лет. Мне тогда было четырнадцать. Ну… типа… любовь у нас. Да сейчас понимаю – был просто секс. У Наташки жених имелся, родители их сосватали. Он вообще дед. Ему сороковник стукнул. Натка говорила, что он богатый, с квартирой, машиной, оклад хороший. Но в постели ноль. А ей плевать на бабло, хочется пожара под одеялом. Вот мы и развлекались. Жили в деревне, от Москвы близко, но не город. Домов не много, все друг про друга все знают. Как нам встречаться? Где? Живо глазастые соседи доложат и моему, и ее отцу, чем мы занимаемся. До жениха правда дойдет, свадьба гавкнется. И мы на речку бегали, в такое место, куда никто не ходит. Купаться там опасно. Берег пустой, за ним лес, сбоку кустов полно. Вот в зарослях мы и устраивались. Нас не видно, а мы каждого, кто к реке придет, приметим и затаимся на всякий случай. Не один день там веселились, перестали волноваться, что кто-то нас застукает. Ну, значит, устроились, как обычно, и вдруг!