– Я человек, но я не дура, Оньесонву. Иди спать.
Я подошла к ней и обняла. Крепко. Она подтолкнула меня в сторону двери.
– Иди в постель, – сказал она, вытирая глаза.
Удивительно, но я прекрасно проспала два часа. Без кошмаров. Чуть позже, в четыре ночи – или утра, – Бинта, Луйю и Дити пришли под мое окно. Я помогла им залезть в комнату. Попав внутрь, они просто встали как вкопанные. Я не могла не рассмеяться. Самое комичное зрелище за сутки.
– С тобой все нормально? – спросила Дити.
– Что случилось? – спросила Бинта. – Мы должны услышать это от тебя.
Я села в постели. Я не знала, с чего начать. Пожала плечами и вздохнула. Луйю села рядом. От нее пахло душистым маслом и немного потом. Обычно Луйю никогда не позволяла запаху пота прокрасться на ее кожу. Она так долго смотрела на мой профиль, что я в раздражении повернулась к ней:
– Что?
– Я была сегодня там, на базаре. Я видела… Я видела все, – ее глаза наполнились слезами. – Почему ты мне не показала? – она опустила взгляд. – Но ты рассказала нам, правда? Это была… твоя мама?
– Да.
– Покажи нам, – тихо попросила Дити. – Мы тоже… хотим видеть.
– Ладно, – сказала я, помолчав.
Во второй раз это не было так мучительно. Я внимательно слушала нурийские слова, которые он рычал над моей мамой, но как я ни старалась, понять их я не могла. Я немного говорила на языке нуру, однако мама его не знала, а это видение было собрано из ее воспоминаний. Подлый, злой, жестокий человек. Я его задушу. Когда все кончилось, Бинта и Дити, казалось, потеряли дар речи. Но Луйю всего лишь выглядела более усталой.
– Я покидаю Джвахир, – сказала я.
– Тогда я хочу с тобой, – вдруг сказала Бинта.
Я замотала головой.
– Нет. Со мной идет только Мвита. Твое место здесь.
– Пожалуйста, – стала упрашивать она. – Я хочу посмотреть, что там. Этот город, он… Мне нужно сбежать от папы.
Мы все знали это. Даже после вмешательства отец Бинты не мог сдерживаться. Бинта часто бывала больна, хоть и пыталась скрывать это. Все из-за его приставаний и боли, которую ей приходилось терпеть. Тут я осознала кое-что неприятное: если боль начинается только тогда, когда женщина возбуждена, значит ли это, что ласки отца возбуждали ее? Я поежилась. Бедная Бинта. В довершение всего ее считали «девочкой такой сладкой, что даже отец не устоял перед ее чарами». Из-за этого, по словам Мвиты, за нее уже сейчас соперничали юноши.
– Я тоже хочу с вами, – сказала Луйю. – Я хочу в этом участвовать.
– Я даже не знаю, что мы будем делать, – пробормотала я. – Я даже…
– Я тоже пойду, – сказала Дити.
– Но ты обручена, – возразила Луйю.
– Что? – сказала я.
– Месяц назад его отец попросил ее руки от имени сына, – сказала Луйю.
– Чей отец?
– Фанази, чей еще.
Дити и Фанази любили друга с самого детства. Это он так обиделся на то, что Дити кричала от боли, когда он ее касался, что несколько лет с ней не разговаривал. Видимо, за эти годы он стал мужчиной и понял, что мужчина может пойти и взять то, что хочет.
– Дити, почему ты мне не сказала?
– Не казалось важным, для тебя во всяком случае, – пожала плечами Дити. – А может, оно и правда сейчас неважно.
– Конечно, важно.
– Ну… – сказала Дити. – Ты хотела бы поговорить с Фанази?
Вот так Мвита, Луйю, Бинта, Дити, Фанази и я оказались назавтра в нашей гостиной, когда мама пошла на базар за припасами для меня. Нам с Дити, Луйю и Бинтой было по девятнадцать, Мвите двадцать два, а Фанази – двадцать один. Все мы были так наивны – упивались самообманом, как я потом поняла.
Фанази вырос высоким. На полголовы выше Мвиты и меня, на целую голову – Луйю и Дити, а с Бинтой, самой маленькой из нас, разница была еще больше. Широкоплечий молодой человек с гладкой темной кожей, пронзительными глазами и сильными руками. Он смотрел на меня с большим подозрением. Дити посвятила его в наш план. Он посмотрел на Дити, потом на меня, и, к удивлению, не сказал ничего. Хороший знак.
– Я не такая, какой меня считают.
– Я знаю то, что Дити рассказала, – сказал он своим низким голосом. – Больше ничего.
– Ты пойдешь с нами? – спросила я.
Дити настаивала, что у Фанази раскрепощенный ум. Сказала, что тогда, много лет назад, он слушал сказительницу на базаре. Но он также был мужчиной народа океке, поэтому не доверял мне.
– У отца хлебная лавка, я должен ее унаследовать.
Я сощурилась, гадая, не его ли отец накричал на маму в наш первый день в Джвахире. Мне хотелось заорать ему: «Тогда придут нуру и разорвут тебя на части, изнасилуют жену, и родится очередной ребенок, похожий на меня! Идиот!» Я чувствовала, как Мвита молча сигналит, чтобы я не отвечала.
– Пусть она тебе покажет, – тихо сказала Дити. – Тогда решишь.
– Я подожду снаружи, – сказала Луйю прежде, чем Фанази ответил.
Она быстро встала. Бинта вышла за ней. Дити взяла Фанази за руку и крепко зажмурилась. Мвита просто стоял возле меня. Я в третий раз перенесла нас в прошлое. Фанази отреагировал громкими бурными рыданиями. Дити пришлось его утешать. Мвита коснулся моего плеча и вышел из комнаты. Когда Фанази успокоился, его горе сменилось гневом. Неистовым гневом. Я улыбалась.
Он колотил себя огромным кулаком по бедру.
– Как это может быть! Я… я не знал… я не могу!..
– Джвахир очень далеко, – сказала я.
– Онье, – сказал он. Раньше никто так меня не называл. – Мне очень жаль. Прости меня. Здешние люди… Мы все понятия не имеем!
– Ничего, – ответила я. – Ты пойдешь?
Он кивнул. И нас стало шестеро.
Глава двадцать пятая
Значит, решено
Нам надо было выходить через три часа. Люди это знали, и поэтому оставили меня в покое. Когда я проходила мимо, только взгляды выдавали их волнение – им не терпелось, чтобы я ушла, не терпелось снова все забыть. Перед нами с Аро расстилалась пустыня. Отсюда мы пойдем на юго-запад, обогнем Джвахир, а потом отправимся на запад. Пешком, не на верблюдах. Я не езжу на верблюдах. Когда мы с мамой жили в пустыне, там были дикие верблюды. Благородные сильные создания, я отказывалась их эксплуатировать.
Аро и я поднялись на дюну. Сильный ветер отбросил назад мои косы.
– Почему он хочет меня видеть? – спросила я.
– Перестань задавать этот вопрос.
Снова пришла песчаная буря. Но на этот раз она была не такой свирепой. Оказавшись в палатке, я села напротив Солы. Как и в первый раз, черный капюшон скрывал его белое лицо до самого носа. Аро сел рядом с ним, они пожали руки особым образом, переплетая пальцы.