За гранью слов - читать онлайн книгу. Автор: Карл Сафина cтр.№ 67

Ворóны долгие годы помнят лица исследователей, которые их ловили, окольцовывали и обмеряли. Встретив потом этих людей на территории кампуса, они осыпали их громкой птичьей бранью. Сначала возмущенно каркали только окольцованные, но благодаря им остальные мигом запомнили этих якобы душегубов в лицо и, завидя их, поднимали тревогу. Наученные горьким опытом, орнитологи при ловле ворон стали надевать спецодежду и маски, чтобы птицы не запоминали их, иначе потом годами пришлось бы ходить по кампусу под вороний грай.

Врановые и мы, человекообразные, отличаемся по строению мозга (у нас, как и у всех млекопитающих, – гипертрофированный неокортекс, или новая кора, у них – каудолатеральный нидопаллиум). Но великие умы мыслят одинаково, и по некоторым когнитивным способностям мы совпадаем. Английские орнитологи Крис Берд и Натан Эмери (а все описанные выше эксперименты поставили именно они) утверждают, что «…по части решения элементарных физических задач новокаледонские вороны, а теперь и грачи могут составить конкуренцию шимпанзе и даже превзойти их, что, возможно, заставит нас пересмотреть эволюцию сознания в ее традиционном понимании». Ученые утверждают, что вóроны, ворóны и вообще все врановые «демонстрируют разумное поведение на уровне шимпанзе или горилл». Вот почему их называют «пернатыми приматами». Кто бы сомневался!

Ну и раз уж мы заговорили об использовании птицами орудий труда, грех будет не посмотреть на эту проблему чуть шире. Как и со всеми концептуальными понятиями, имеющими отношение к поведению, единого определения того, что считать «орудием труда», не существует. Поэтому предлагаю свое: к орудиям труда можно отнести все, что не является частью тела деятеля и используется им для достижения конкретной цели.

В 60-е годы XX века приматолог Джейн Гудолл стала ниспровергательницей основ, рассказав, что шимпанзе достают термитов из термитника с помощью веток, то есть примитивных орудий труда. До этого момента ученые полагали, что изготовление орудий труда – прерогатива человека и именно она и сделала его человеком. Однако тут у нас неувязочка, поскольку еще в 1844 году находившийся с христианской миссией в Либерии Томас Сэвидж писал, что шимпанзе, живущие в дикой природе, колют орехи «камнями совершенно на человеческий манер». Но к заметкам проповедника наука более века оставалась глуха, хотя в 1887 году другой исследователь утверждал, что макаки, чтобы разбивать раковины устриц, найденных на берегу во время отлива, пользуются камнями. Как получилось, что это письменное свидетельство тоже стерлось из памяти ученых? Дело, вероятно, в том, что до начала космической эры, пока разобщенность человека и природы не достигла своего апогея, использование орудий труда животными не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Непонятно, каким образом, но до появления книги Гудолл о нем никто и не вспоминал, а вот после ее выхода выдающийся кенийский антрополог британского происхождения Луис Лики произнес свою знаменитую фразу: «Теперь придется либо пересмотреть понятия „человек“ и „орудие труда“, либо признать, что шимпанзе – это люди». За этим последовала переоценка монополии homo sapiens на мышление и культуру. Человек стал понемногу сдавать позиции «венца творения». Но на самом деле эта новость была новостью только для нас. Шимпанзе благополучно изготовляли орудия труда в течение сотен тысяч лет. А нам только сейчас стало известно, что примитивными орудиями труда пользуются приматы, слоны, каланы, дельфины, различные птицы, осьминоги и даже насекомые.

Танзанийские шимпанзе, о которых писала Гудолл, пользовались хотя бы ветками деревьев, а вот в других регионах Африки, таких как Гвинея или Берег Слоновой Кости, приматы, чтобы расколоть орехи, лихо орудовали камнями или деревянными колотушками. Из общего количества времени, которое шимпанзе тратят на поиск еды, 10–15 % приходится на колку орехов. За три-четыре месяца, на которые выпадает пик урожая орехов, отдельная особь за день потребляет до трех с половиной тысяч богатых жирами пищевых калорий. Умение колоть орехи с помощью каких-то приспособлений позволяет шимпанзе включать в рацион около шести видов орехов, которые, что называется, голыми руками не возьмешь. Такие вот благоденствующие приматы отличаются более высокой репродуктивной активностью и большей общительностью при социальном взаимодействии. Но вместе с тем на просторах Черного континента полно шимпанзе, у которых камни и бревна, из которых получились бы колотушки, валяются буквально под ногами, но на питательные орехи они только смотрят, а есть не едят, потому что, как их колоть, не знают. Где-то они ковыряют землю палками, а потом с помощью гибких прутьев начинают ворошить термитники. В других местах шимпанзе готовят орудия труда впрок, еще где-то могут ради выполнения одной задачи воспользоваться сперва одним, потом другим подручным средством. Кто-то тычет палками в муравейник, чтобы их облепили муравьи, кто-то дробит плоды масличной пальмы, кто-то опускает в воду пористые листья, чтобы они набухли, словно губка, кто-то при охоте на большеглазых галаго, прячущихся в дуплах деревьев, пользуется прутьями словно копьями – в одних популяциях что-то делают, в других не делают. У каждой популяции шимпанзе свои культурные особенности, к которым относятся подлежащие освоению технические приемы.

А вот бонобо, хоть и не глупее своих ближайших родственников – шимпанзе, орудиями труда не пользуются. Долгое время считалось, что гориллы тоже, пока Вики Фишлок и ее коллеги своим глазами не увидели, как гориллы пробуют глубину болота палками, пользуются ими как посохами, чтобы, наклоняясь, не упасть в воду, и сооружают из бревен подобие мостов через топь. Содержавшаяся в неволе горилла самостоятельно научилась колоть орехи и довела этот процесс до совершенства, сделав себе импровизированные биток и наковальню. У капуциновых обезьян есть специальные места для колки орехов, куда они приносят тяжелые камни, ранжируя их по размеру: побольше – под «наковальни», поменьше – под «битки», причем последние, в зависимости от вида орехов, подбираются по весу.

Орангутан, обнаружив лакомство внутри узкого прозрачного цилиндра, набирает в рот воду и сплевывает ее в цилиндр, чтобы еда всплыла и ее можно было достать пальцами. Грачи и сойки в похожих ситуациях пытаются поднять уровень воды в цилиндре, бросая туда камушки. У нас дома живут два попугая – Кейн и Розочка. Оба используют воду как размягчитель. Если дать Кейну сухую хлебную корку, он тут же ковыляет к поилке и бросает хлеб в воду, потом ждет минутку, вынимает разбухший мякиш, тащит его в противоположный конец клетки, кладет в кормушку и принимается за размоченное лакомство. Розочка частенько проделывает то же самое. (Мы с женой, честно говоря, попугаями никогда не интересовались, но я увидел в зоомагазине, как Кейн специально размачивает хлебные корки в воде, меня это настолько заинтересовало, что мы забрали обоих обитателей клетки к себе. Судя по всему, первым до этого додумался кто-то один, а другой, что называется, собезьянничал. Если учесть, что они относятся к разным видам – Кейн – попугай-монах, Розочка – зеленощекий краснохвостый попугай, то вымачивание еды в воде можно рассматривать как межвидовую культурную трансмиссию.)

Слоны пользуются по крайней мере шестью разными приспособлениями, в основном чтобы скрести кожу и удалять клещей. Все по ситуации: сегодня слон может соорудить чесалку для спины, а завтра с помощью бревна или камня снесет электроограждение. Каланы, или морские выдры, камнями разбивают панцири морских ежей, крабов и раковины моллюсков ^[66]. Новокаледонские вороны и дятловые древесные вьюрки проверяют расселины коры на предмет жуков или личинок с помощью заостренных веточек или шипов растений, которые служат им вместо щупов. Другие врановые в качестве подручных средств используют автомобили на оживленных трассах: бросают орехи прямо им под колеса. Чайки, чтобы добраться до сочной мякоти морских гребешков, сердцевидок, мидий или багрянок, швыряют их с высоты на твердую поверхность. Для этого птицы сначала ныряют за добычей, хватают ее клювом, взмывают ввысь и целенаправленно парят над землей, высматривая подходящий для выполнения требуемой операции участок, а найдя его, бросают раковину вниз (причем сила тяжести придает моллюску ускорение свободного падения). Если повезет, твердая как камень раковина разбивается; если не повезет, чайка поднимает ее с земли и проделывает все снова и снова. Другого способа полакомиться засевшим в раковине-крепости обитателем у чайки нет.