Голоса ее я не слышу.
Все это исходило от тебя. Во многом ты действовала мудро, но и без всякой жалости. Почему я тебя не слышу? Твои поступки, твои речи не исчезли бесследно, не растаяли в воздухе, они глубоко запали в меня, вошли в мой состав, слились со мной – вот потому-то мне их и не услышать. Ты бросила их мимоходом, поглощенная собственными заботами. И что же, ты не будешь на этом стоять? Неужели мир воистину таков, каким видится со стороны, – где все нипочем, если суметь остаться безнаказанным?
Губы беззвучно произносят «бу-бу-бу», посверкивает пенсне.
Перед мисс Прингл открывались три возможности. Она могла сказать: в пустыне рос кустарник, способный гореть очень долго или даже самовоспламеняться на солнце.
Не сказала.
Бу-бу-бу…
Она могла объяснить, что Моисей увидел куст не физическим, но духовным зрением. Ему не надо было видеть куст – и не существовало никакого куста: достаточно было только сосредоточиться на слове «куст» или любом другом, неважно каком, и оно тут же воплотилось бы, стало явью и безгранично расширилось, заполняя собой все пространство, все бытие, переливаясь цветами радуги.
Бу-бу…
– Не сомневаюсь, все вы уже слышали о том, что говорится в данном разделе Библии. Теперь я задам вам несколько вопросов. За год, надо полагать, вы достаточно поумнели, чтобы на них ответить. Итак, гора Хорив. Что увидел Моисей на горе Хорив?
Куст, мисс, горящий куст, и Ангел Господень говорил из куста и…
– Хорошо, достаточно. Так. Внутри куста был кто-нибудь?
– Мисс! Мисс! Мисс!
– Уилмот? Так, верно. Видел ли его Моисей еще когда-нибудь?
– Мисс! Мисс!
– Дженнифер? Да. На горе Синай. Ясно ли он видел?
– Мисс!
– Конечно же нет. Даже Моисей должен был довольствоваться только словами: «Аз есмь Сущий».
– Мисс! Мисс!
– В чем дело, Маунтджой?
– Простите, мисс, но – нет, он знал больше!
– Ах вот как?
Я уже понял, какую глупость сморозил: мне ли было не знать, что если пускаться в объяснения с моим преподобным опекуном бесполезно, то с мисс Прингл – по меньшей мере рискованно. Ведь не мог же я сказать: вам тоже все это прекрасно известно, не хуже моего, я просто хотел вам напомнить, а вы наверняка только делаете вид, будто не понимаете, вам приятно нас расшевелить, заставить раскинуть мозгами… Но было поздно.
Мисс Прингл с торжеством оглядела класс, лучезарной улыбкой призвав соучаствовать в расправе.
– Дети, Маунтджой намерен сообщить нам нечто новое.
По классу, как и ожидалось, пробежала легкая рябь. Мисс Прингл не позволила волне любопытства схлынуть.
– Разумеется, Маунтджой знает Библию куда лучше нас. Как-никак живет он в двух шагах от церкви.
Маятник пришел в движение.
– Тише, дети! Слово мистеру Маунтджою. Он предлагает нам свое толкование Библии.
Скосив глаза, я видел, что кончик моего носа рдеет огнем.
– Итак, Маунтджой? Не будете ли столь любезны изложить нам результаты своих ученых штудий?
– Это было позже, мисс, опосля того как он…
– После того, Маунтджой! – а не опосля… Преподобный отец, несомненно, также весьма озабочен необходимостью возможно скорее привить тебе навыки правильного словоупотребления. Что еще?
– Он… он хотел увидеть, мисс, но понимал – этого для него чересчур… слишком много…
– Кто понимал, Маунтджой?
– Моисей, мисс, Моисей.
Класс полег от хохота. Мисс Прингл терпеливо сносила бурю веселья, пропуская мимо ушей истошные выкрики «мисс Моисей», «мисс Моисей».
– Это было после, мисс…
– После чего?
– Ему было бы этого слишком много. И вот он укрылся в расселине – и увидел Его сзади: так там написано, мисс, и вот я хотел спросить…
– Что спросить?
Раздавленный внезапно наступившей тишиной, я осекся и едва сумел пробормотать:
– Там написано: он увидел Его сзади…
– Где это ты читал? Когда?
– Когда вы задали нам выучить запо… заповеди…
– Заповеди в Новом Завете, Маунтджой. С какой стати ты заглядывал в Ветхий?
– Я прочел, что вы задали, мисс, и подумал…
– Ах ты прочел? И прикусил язык? Тебе и в голову не пришло попросить разрешения на… на…
Топаз заиграл всеми своими гранями.
– Итак, Маунтджой, задание ты выполнил. Отлично. Перечисли наизусть все заповеди.
Оглушенный, я не в силах был пошевелиться. Произошло чудовищное недоразумение. Мы куда-то шли вместе – и вдруг разошлись в противоположные стороны.
– Я хотел только спросить, мисс… чтобы узнать… вот как вы рассказывали про завесу и всякое такое…
– Заповеди!
Беспросветный мрак пытки, сгустившись, сделался кроваво-красным. Язык мне не повиновался.
– Читай заповеди, Маунтджой! «Блаженны…»
Неужели тебе непонятно? Ведь я заодно с тобой. Я знаю: открыть новое тебе несравненно важнее, чем подыскивать всякие там дурацкие объяснения. Эта книга и для меня исполнена чудесного тайного смысла. Я совсем непохож на Джонни, слева от меня, – он ничуть не задумывается над прочитанным; я непохож и на Филипа, сидящего впереди с невинным видом, изобретая способ, как лучше каждого использовать. Я испытываю то же наслаждение, что и ты.
Мисс Прингл переложила руки выше, на клавиши другого мануала. Зазвучал vox humana
[21]
. Нам доводилось уже слышать этот голос – скорбный, страдальческий, словно голос Рахили, оплакивающей своих детей; интонации эти всегда служили прелюдией к самому утонченному зверству.
– …думала, вам можно доверять. И я в самом деле могу доверять большинству из вас. Но среди вас есть один мальчик, доверять которому нельзя. Он использует заданный ему урок, причем урок отнюдь не ординарного свойства…
– Но, мисс! Пожалуйста, мисс!..
Мисс Прингл вертела мной по собственному усмотрению. Если я не вполне осознавал всей гнусности совершенного мной преступления и, продолжая пребывать в неведении греха, наивно отводил себе место в общем распорядке жизни, мисс Прингл находила способ выбить из-под меня опору и целеустремленно шла к намеченной цели.
– Выйди сюда и стань перед классом!
Уцепившись за край сиденья, мои руки со странной покорностью помогли мне подняться с места, ноги послушно перенесли тело во тьму. Последняя фраза означала слишком многое. Тон мисс Прингл посуровел, переливчатое дрожание топаза придало сцене особую торжественность. Никаких смешков и улыбок! Не в меру развеселившимся зрителям предстояло переключиться на серьезный лад. Искусством держать аудиторию мисс Прингл владела в совершенстве и потому, дабы слушатели успели соответственно настроиться, вперила в меня долгий испытующий взгляд. Щеки мои пылали, напряженное безмолвие становилось невыносимым.