Город вторых душ - читать онлайн книгу. Автор: Рута Шейл cтр.№ 12

И даже слова эти – живой, мертвый, – когда он их думал, напоминали неотличимые друг от друга шары на бильярдном сукне. Сталкиваясь, они издавали похожий звук – глуховато бились боками и отлетали в разные стороны бескровно, можно сказать, стерильно.

Что за мизантроп сочинил сюжет, в котором бороться приходилось не за жизнь, а за то, чтобы наконец-то сдохнуть?

Решил сходить к Рине. Нет, не ради Севера пойдет он к девчонке, что увела у него машину, не ради его спокойствия, а потому что спокойствие это очень нужно сейчас Игнату. Он и так в плачевном – мог бы по-другому назвать, конечно, – состоянии и без его, Северьяновых, невыполненных обещаний.

– Ты тут ни при чем, ясно? – огрызнулся он, глядя в недра квартиры, где в тепле и уюте беспробудно спал Север. Беспробудно – потому что спящего двоедушника вроде как невозможно разбудить, а если перевернуть, чтобы ноги оказались на месте головы, он умрет. Так утверждал всезнайка «Гугл». Подлинности информации они не проверяли.

Север спал и видел, как Северьян расчесывает волосы и поливает их лаком, видел, как он топырит языком щеку, вешает на шею наперсный крест, хмурит брови. Обувается в кеды – сегодня черные. Дверь не отпирает. Просто растворяется так, словно его и не было, ровно в тот крошечный отрезок времени, которого хватает, чтобы опустить и вновь поднять веки.

Интересно, должно быть. Северьян и сам бы глянул со стороны. Но вместо этого он вышел из полупути на богом забытом километре трассы М-7, вдохнул сырую прохладу леса, оглох от тишины. Отыскал взглядом крест на обочине – тут он, куда ему деваться… Поленился подходить, крикнул:

– Игнат!

Тот вскинул голову, различил на противоположной стороне дороги знакомого священника и шустро ввинтился в полупуть, чтобы через мгновение оказаться рядом. Счастливый такой – даже трогательно.

– Отец Северьян! Я думал, вы не вернетесь.

– Да какой я тебе отец, – отмахнулся он одновременно и от парня, и от нахлынувшей вдруг сентиментальности. – Об уговоре помнишь?

– Главное, вы не забыли! – с тем же щенячьим восторгом подтвердил Игнат. Радовался тому, что скоро умрет. – Готовы? Давайте я вперед, а вы – за мной.

А иначе и не получится. Полупуть как канат с привязанным на конце крюком: чтобы забросить и подтянуться, нужно сперва найти зацепку. Знать, куда метишься. Игнат в качестве такой зацепки и подойдет – места Северьян не знал. Даже адрес, если б Игнат согласился его назвать, не помог бы. Нужно глазами видеть, вспомнить, хотя бы раз побывать… Полупуть – мертвячий маршрут, живое туда не втащишь. Это он как раз проверял однажды: с умирающей кошкой. Кошка лежала на льду, растопырив лапы. Рядом – клетчатое одеялко. Куцее, будто детское. Завернули, чтобы сбросить с моста – странная забота… Северьян посмотрел сверху вниз, заметил зверя, секунды не прошло, как спустился – благословен полупуть! Лед под ногами был крепок, и вокруг, куда ни глянь, – замерзшая река, потому и светло, несмотря на то что ночь.

Он поднял одеяло, стал перекладывать на него обмякшую, с раскрытой пастью, но еще живыми глазами кошку и только тогда заметил ее раздувшееся брюхо. Ждала котят. За что тебя так?.. Он не судил огульно, не был к тому приучен. Жизнь – она разная. Матери детей своих бросают не всегда от нелюбви и с легким сердцем. Жизнь разная. А тут кошка.

Воображение нарисовало ее в дрожащих детских руках, и пьяный мужской голос грохочет: «Унеси эту дрянь, верни ее туда, откуда взял!» А как вернуть, если купил за свои же деньги, сэкономленные на школьных завтраках? Неделю ходил мимо бабки, которая стояла у перехода с коробкой, а оттуда – кошка. Его кошка, и она ждала – нужная сумма все равно не накопилась, – бабка отдала за то, что было. Где ее теперь искать, эту бабку? Да и не возьмет обратно, наверняка рада, что избавилась…

Оставить в подъезде? Отец догадается и все равно выкинет. В магазин? На чердак?

«Прямо сейчас иди и верни! Чтобы я ее больше не видел!» – и куртку швырнул прямо в руки, на которых притихла почуявшая неладное кошка.

Оделся, схватил первое, что под руку попалось – клетчатую тряпицу, в которой сам же когда-то лежал в коляске. Уйду, из дома уйду: раз ее не хотите видеть – и меня не увидите! Уйду – а сам на морозе без шапки, в одной только этой куртке. И с кошкой.

Я тебя не брошу, ты – моя.

Надо к Дашке, у нее собака и два попугая. Попросить, чтобы на первое время… Завтра объявления напечатать: «Отдам в добрые руки». Только в очень добрые. Не такие, как у него.

Дашкины окна – темные. Двенадцать ночи. Все-все окна темные, никому ты не нужен, никому вы не нужны.

Холодно, до чего холодно… Ветер будто уже под кожу залез, пальцы совсем не сгибаются. Только под курткой живое, теплое… Шел, шел, шел, сам не зная куда, только бы не обратно – нет после такого никаких «обратно». Мост. На мосту машины, огни… Перебежал через трамвайные пути, побрел, упрямо наклонив голову, по пешеходной дорожке. Я тебя не брошу, ты – моя. Вспомнились налитые кровью глаза отца, брызги слюны с перекошенных губ. Это всего лишь кошка, а крику – будто какую дрянь домой притащил. Ненавижу его. Тебя люблю, а его – нет. И он нас с тобой ненавидит тоже.

Лед, река. Больше некуда нам, кошка. Даже имени тебе не придумал, не успел. Зимушка. Кошка Зимушка. Нравится? Хорошо.

И почти уже перелез через высокий парапет – сильно выше себя, пришлось низом, – когда чьи-то сильные руки дернули назад за воротник, да так внезапно и резко, что одеяльце выскользнуло из окоченевших пальцев…

Северьян и подумать не успел тогда, что Зимушке нельзя в полупуть. Торопился к Вике – у нее соцсети, знакомых вагон, может, отыщутся и ветеринары. Но когда шагнул в спертое тепло квартиры, накаленное батареями и обогревателями, показывать ей то, что осталось от несчастного животного, было уже нельзя. Поплотней завернув одеяльце, он вышел во двор, как обычные люди – через дверь, и отнес сверток к обгоревшему сараю. Приютил в заиндевелом дальнем углу – и будет с ним.

Ни он, ни Север никогда больше об этом не вспоминали.

А сейчас вот вспомнилось. Нет, Север не читал его мыслей – единственный островок свободы имел форму Северьяновой головы, – поэтому вспомнилось одному только Северьяну и крутилось, вертелось, юлило, пока молодой Игнат театральными взмахами рук и воздушными поцелуями прощался с местом своей аварии и уходил, как и договаривались, первым. А когда Северьян вслепую последовал за ним, ему стало совсем не до воспоминаний.

* * *

В длинной и узкой прихожей с запахом ношеной обуви Северьян первым делом поймал за руку Игната. Он не знал, были ли в квартире люди и сколько их. Если сестра Игната где-то здесь, появление умершего парня, отпетого и похороненного, вместо счастливых слез и объятий принесло бы еще одного мертвеца, тогда как с визитом обокраденного ею попа у нее оставался шанс отделаться сединой и легким заиканием.

Убедиться, что с девчонкой все в порядке, и отправиться по другим, более насущным делам – таков был его самый элементарный на свете план.