Ее восприимчивость к этим настроениям также оставалась в стенах дома № 82; чувствительность приходила в норму, как только заканчивался контакт. Но если у нее есть некая особая связь с мертвыми, значит, мертвые должны быть везде, и она должна видеть их повсюду. Так что делало дом, или ее в этом доме, такими необычными?
Может быть, здание хранило какую-то драму из прошлого, а она уловила ее, как радио ловит сигналы. Она смутно помнила подобную идею или теорию, но откуда – давно забыла.
И Стефани не одна знала о необъяснимом: Фергал подтвердил, что в доме есть иные обитатели. Она подозревала, что Драч не мог принять их существования, хотя его упрямство еще не значило, что он не испытал того же, что и она: камера, замки на двери?
Она добавила к спискам еще и «ЗАПАХИ», а затем охарактеризовала их. Запахи, которые рассеивались так же быстро, как появлялись, и были привязаны к конкретным частям здания, или казались связанными с событиями, повторявшимися в нем.
Она отметила «резкие снижения температуры», сопровождавшие все до единого случаи. И снова: такие изменения в материальном мире не могут быть фантазией. Или могут?
Что скажут полицейские и эксперты об этом блокноте, если она исчезнет? От этой мрачной мысли ее передернуло.
Одна из работниц кафе подошла и забрала чашку из-под кофе, и Стефани восприняла это как намек, что ей пора на выход. Она подправила макияж, собрала вещи и ушла.
Передохнув от дома, она чувствовала себя так, будто самолет унес ее от места катастрофы. Возможность упорядочить разрозненные мысли и недавние воспоминания была жизненно необходима; Стефани даже кое-как собрала разбежавшиеся остатки самообладания и вспомнила, кем была до того, как переехала на Эджхилл-роуд. Обдумав свое положение в безопасной обстановке, она также начала подозревать, что физическая опасность ей не грозит – по крайней мере, от того, что окружало ее в доме, оставаясь при этом незримым.
Если исключить невидимого мужчину, Стефани не могла быть уверена, было ли то, что она чувствовала вокруг себя в этом доме, чем-то большим, чем страх, одиночество, отчаяние и гнев. Или крики о помощи. А это ей навредить не могло.
«Правда ведь?»
Кем они были? Чем они были? Думать о том, что это страдание продолжалось уже какое-то время и всегда будет продолжаться в этом отвратительном доме, было невыносимо. Она осмелилась задаться вопросом, может ли сделать что-то для них – для плененных и плачущих, для страдающих.
Двадцать восемь
Стефани вошла в дом как можно тише, прокралась вверх по лестнице, но смогла сделать лишь два шага по кухонному линолеуму до того, как замерла. Ее пальцы выпустили пакет с продуктами, и тот шлепнулся на пол.
Девушка, курившая сигарету возле кухонной раковины, обернулась. В ее ярко-зеленых глазах мелькнула настороженность. За удивлением последовало облегчение, словно она ожидала увидеть совсем не Стефани.
Стефани не могла издать ни звука. «Возможно ли… Это что… Я вижу… призрака?»
Отчаянно желая найти доказательство, что смотрит на живого человека, и не осмеливаясь моргнуть, чтобы, открыв глаза, снова не оказаться в одиночестве, она впивалась глазами в девушку: кожаная куртка без воротника и с бронзовой молнией, черный джемпер с высоким горлом, обтягивающие джинсы, заправленные в сапоги с высоким каблуком, три золотых кольца на ухоженных пальцах, светлые мелированные волосы до плеч, симпатичное лицо с угловатыми чертами, бронзовые тени под глазами. Девушка была детализированной, трехмерной, разноцветной… и пахло от нее духами. Стефани узнала их:
«Мисс Диор».
Она заставила себя выйти из ступора. Откашлялась, чтобы восстановить контроль над голосом.
– Ты правда… В смысле…
Девушка также осмотрела Стефани с ног до головы, отметила функциональную белую блузку и черные брюки, которые та носила на собеседования, и на лице ее проступило высокомерное неодобрение. Глаза у нее, однако, были прекрасными, как у хаски или волчицы: зеленые с черными крапинами, в их разрезе чудилось что-то азиатское. Дух не мог быть настолько ярким.
– Прости, – сказала Стефани. – Я не уверена… это может прозвучать безумно…
Девушка нахмурилась:
– Я не ожидать тебя увидеть. Ты заставить меня вздрогнуть.
Девушка посмотрела мимо Стефани и вобрала всю кухню одним долгим взглядом своих очаровательных глаз.
– Я ожидать не этого.
У нее был сильный акцент, почти наверняка восточноевропейский. Русская? Возможно, именно ее Стефани видела этим утром во дворе, хотя волосы казались другими.
– Ты с третьего этажа?
Вопрос озадачил девушку, поэтому Стефани показала на потолок:
– Сверху?
– Сверху, ммм, да. Ты жить здесь? – Она, кажется, уместила лишний слог в слово «здесь», но Стефани нравилось, как она борется с произношением английских слов.
– Да. На этом этаже.
Девушка снова нахмурилась, и Стефани почувствовала первые признаки усталости от общения с кем-то, для кого английский был вторым языком. Но облегчение от того, что девушка оказалась настоящей, было сильнее.
– Это ты утром была на улице?
Вопрос вызвал еще большее непонимание.
Стефани подошла к раковине, миновав защитное поле из запахов лака для волос и крема для кожи. Она указала на сад с ощущением, близким к отчаянию:
– Там, внизу. Это тебя я там видела утром с сигаретой?
Девушка посмотрела на мешанину растительности и строительного мусора так, будто разглядывала собачьи экскременты на подошве своего сапога.
– Там? Никогда. Там говно. Весь дом – говно.
– Да уж, не говори.
– Хмм?
– Неважно.
Она вспомнила, как Драч говорил что-то о двух приезжающих девушках, о том, что у нее будет компания, но она сочла это очередной ложью.
– Ты сегодня сюда переехала?
– Сегодня? Да, да. Утром я приехать. – Девушка затянулась сигаретой.
Теперь, когда Стефани стояла ближе, ей было видно, что незнакомка не так молода, как казалось сначала. То ли кожа вокруг ее глаз состарилась от такого количества косметики, то ли выражение самих глаз было слишком взрослым по сравнению с нижней частью лица.
Недовольная тем, что Стефани ее рассматривает, девушка отошла подальше от лохмотьев пыльного закатного света, повисших вокруг раковины.
– Ты здесь работать? – спросила она, щурясь в окутавшем ее голову дыму.
– Здесь? В Бирмингеме, да. Иногда. Один день тут, один день там.
Девушку, похоже, не впечатлил ее ответ, хотя Стефани не могла понять, почему. Та уже заставила ее почувствовать себя оборванкой, а теперь добавила к небольшому кризису самоуверенности еще и ощущение бесполезности.