Эксперимент «Исола» - читать онлайн книгу. Автор: Оса Авдич cтр.№ 22

– Хорошо хоть, что у вас нет семьи, с которой надо считаться. Мои муж и дети никогда бы не отпустили меня в подобное место.

– У меня дочь, – брякнула я и тут же пожалела об этом.

Лотта изумилась.

– Вот как! И сколько ей лет?

– Девять.

– Но… вот как. Ну ладно. А она была с вами там? Наверняка ведь нет?

– Она тогда жила у моей матери.

Лотта как будто ждала, не скажу ли я что-нибудь еще. Мой мозг судорожно искал тему для беседы, которая не требовала бы мучительных объяснений.

– А у вас сколько детей? – Мне на выручку пришел Генри. Увидел панику в моих глазах?

Лотта повернулась к нему:

– Они уже подросли и не требуют моего постоянного внимания, так что теперь я хотя бы могу обдумать работу в этой группе. Им двенадцать и четырнадцать, оба мальчики. Один…

Лотта заговорила о хоккейных тренировках и преимуществах и недостатках разных школ. Я не решалась взглянуть на Генри и сосредоточилась на Лотте; в конце концов мне удалось выдавить из себя пару вопросов, после которых она снова заговорила о себе. Разговор понемногу вернулся на более безопасную почву.

Собираясь сказать Нур о своей беременности, я дотянула до приличного срока, когда делать аборт было уже поздно. Видимо, я понимала, что именно аборт она и предложит; так и вышло. Мы сидели у нее на кухне, было воскресенье, Нур казалась сильно удивленной тем, что я зашла ее проведать, но вопросов задавать не стала, просто сказала “проходи”. Она даже выставила на стол кофе и какие-то черствые булочки, которые наверняка пролежали в буфете не один месяц. Интересно, кто их принес. Насколько я знала, у Нур теперь было не слишком много гостей. То, что она купила их сама, казалось невероятным, а что она их испекла – и того невероятнее.

У меня в голове была отличная, заранее продуманная фраза, фраза, которая одной элегантной формулировкой даст всю информацию, ответит на все вопросы и в то же время закроет двери любому развитию событий, кроме того, что я уже выбрала.

– Оказывается, я беременна. Делать аборт уже поздно, я оставлю ребенка.

Фраза должна была сработать, но не сработала, потому что Нур просто продолжала молчать. Потом достала свою всегдашнюю коробку с коричневыми сигариллами, потянулась за спичками, лежавшими на кухонном столе, попыхтела, раскуривая, глубоко затянулась и выдула дым, задумчиво глядя на него.

– Тебе правда надо курить именно сейчас?

– Это моя кухня. Ты сама сюда пришла.

Нур встала, чтобы принести пепельницу. Вернулась, села и снова уставилась на меня.

– Какая неделя?

– Девятнадцатая. Сама понимаешь, избавляться уже поздно.

– А если я скажу, что не поздно?

– Как это?

Я почувствовала, что покрываюсь холодным потом. Запах кофе смешивался с запахом дыма, и к горлу подкатила дурнота.

– Предположим, я знаю человека, который может все устроить. Раньше, знаешь ли, аборт делали и на двадцать первой неделе, в особо печальных случаях. Изнасилование, болезнь физическая или душевная. Если считали, что мать не потянет. Что-то подобное. Всякое такое.

Дурнота усилилась, во рту стало кисло, в ушах застучало.

– Так, значит, ты думаешь? Что я не потяну и должна избавиться от ребенка?

– Скажу только, что одной с ребенком не так-то легко.

Нур, перегнувшись через стол, проговорила – резко и жестко:

– Анна, ты правда хочешь ребенка? Хочешь, чтобы было, как у меня? Хочешь остаться одна с младенцем, который не даст тебе ни работать, ни…

Она вдруг замолчала. Щекам стало жарко. Ее слова были как пощечина. Я неуклюже поднялась, чуть покачнулась. Не то решительное движение, какое я задумала. Нур избегала смотреть мне в глаза, упорно глядя в окно.

– Я только говорю, что это не так просто, – сказала она наконец.

– Мне страшно жаль, что я своим рождением помешала твоей увлекательной жизни, помешала твоей карьере, ты уж прости меня, пожалуйста… – Мой голос чуть не сорвался на неприятный фальцет, я сама слышала, как жалко он звучит, но мне было наплевать. – Но этот ребенок – мой, и я не собираюсь избавляться от него, я собираюсь любить его и заботиться о нем, и мне не обязательно будет тяжело только потому, что было тяжело тебе. Я оставлю ребенка, и тебе придется это принять.

Нур продолжала смотреть в окно; она раздраженно поджала губы, а потом язвительно сказала:

– Ну что ж, тогда – поздравляю и желаю счастья. Увидимся, когда у тебя все развалится окончательно. Потому что у тебя все развалится. Будь уверена.

Я рванула к себе кофту, висевшую на спинке стула, голова кружилась, но прежде чем уйти, я перегнулась через стол.

– Знаешь, в чем ирония, Нур? Что именно ты даешь советы о том, как быть матерью. На твоем месте я бы помалкивала на этот счет.

С прямой спиной я вышла в прихожую, наклонилась завязать шнурки, но руки дрожали от злости. Хотя живот был еще не особенно виден, мне уже было труднее дотянуться до обуви. Потом я надела куртку, вышла, спустилась по лестнице. Я знала, что этот разговор будет вертеться у меня в голове в ближайшие дни, недели, месяцы, что я тысячу раз пожалею о сказанном, захочу взять свои слова назад, стану упрекать себя в том, что не сказала других слов, но сейчас меня распирало от адреналина и чистой, беспримесной злости, от которой я словно летела по улице. Она ощущалась как освобождение.

Я не виделась с Нур всю беременность. А потом, после рождения Сири, она возникла в родильном отделении – с достойным дочери олигарха платьицем. И началась новая глава.

Блюда приносили и уносили, откупоривали новые бутылки, пускали их по кругу. Сыр и десерт. Еще вина. Теперь общество разделилось на небольшие группы. Франциска поменялась местами с Катей, и теперь они с Юном были заняты беседой, которая еще больше походила на любовную игру. Франциска смеялась, запрокинув голову и касаясь пальцами ключиц, Юн сидел, широко расставив ноги и подавшись вперед, словно готовый в любой момент с головой нырнуть ей в вырез. Катя завела с Лоттой разговор – кажется, интересный им обеим – о лыжах. Журчание голосов за столом становилось все громче. Большинство заметно опьянели, да и у меня самой, поняла я к своему ужасу, голова пошла кругом. Когда Катя подавала портвейн в рюмочках, не отказался никто, и никто не заметил, что ни я, ни она из своих рюмок не пили. Было уже около десяти вечера. До моей смерти оставалось пять часов.

За ужином я несколько раз замечала, что Генри смотрит на меня – и не отводит взгляда, если я смотрю на него в ответ. Когда некоторые группы начали отходить от стола, он вдруг поднялся, обогнул стол и положил руку мне на плечо.

– Принести вам что-нибудь? Виски, коньяк, вино?

– Лучше большой стакан воды.