– Я не ваш и не дорогой. – Он отправил волан в полет могучим ударом слева.
Но Эмма, к собственному изумлению, сумела подставить ракетку под падающий волан и отбить его.
– Не уверена, что здесь решаете вы.
– Я герцог. Я все решаю.
Следующая беспомощная попытка с его стороны – следующий неуклюжий, отчаянный мах с ее стороны. На этот раз она промазала.
– Это вопрос личный, кто кому дорог. – Эмма даже слегка запыхалась, поднимая упавший волан. – Если я решила, что вы мне дороги, то тут уж ничего не поделаешь.
– Очень даже поделаешь. Я могу отправить вас в заведение для умалишенных.
Она пожала плечами:
– Как вам будет угодно, ангел мой.
Он угрожающе выставил вперед ракетку.
– Давайте-ка сразу проясним кое-что – вы и я. Вы, по-видимому, замыслили некий план неслыханной доброты, чтобы исцелить мою израненную душу. Но вы зря тратите время. Своим крутым нравом я обязан отнюдь не ранению, и его не исправят волшебным образом ни доброта, ни ласковые прозвища. Я ясно выражаюсь? Не питайте иллюзий, будто это шрамы превратили меня в язвительное злобное чудовище. Я всегда был – и останусь – язвительным, злобным чудовищем.
– И у вас всегда была склонность к пространным монологам?
Он взвыл.
Следующая подача вышла у Эммы неудачно – волан едва не чиркнул по полу, – но она уже научилась получать удовольствие от игры.
– Меня зовут Эшбери. Так меня называли с тех пор, как умер отец. Никто не обращается ко мне по-другому. Я уже говорил вам это.
– И я уже сказала вам, что я – ваша жена, то есть та единственная, кто имеет право звать вас как-то иначе. У меня есть такое преимущество.
Говоря о преимуществе, Эмма уже потеряла счет проигранным ею очкам.
Эш взмахнул левой рукой, отправляя ей волан, и Эмма заметила некоторую заминку в его движении. Он даже слегка поморщился. Возможно, основанием для тренировок – три раза в неделю – была не скука, а попытка восстановить подвижность раненой руки. Если так, его ранение куда серьезнее, чем изуродовавшие лицо шрамы.
«Интересно, – подумала она, – насколько это серьезно? Сколько боли раны причиняют ему даже теперь?»
Слишком большой предмет для размышлений. Он не поместится в ее мозгу. Но ее тревога проникла прямо в сердце, заставив его сжаться. Эмма улыбнулась:
– Может, продолжим, малыш?
Взгляд, который он ей адресовал в ответ, мог бы разбить вдребезги мраморную статую.
Еще через несколько минут тренировки Эмма улучшила свои навыки. Теперь она могла защищать свою половину поля вполне достойно.
– Как насчет «драгоценный»? – предложила она.
– Нет.
– Ангел?
– О боже, нет!
– Пирожок?
Вместо ответа герцог с такой силой ударил по волану, что он отлетел к стене и ударился в портрет одного из предков, прямо в его напудренный парик.
Эмма зааплодировала.
– Отличный удар, мой драгоценный ангел и пирожок!
– Прекращаем игру, – отрезал герцог. – Немедленно.
Не обращая внимания на эту вспышку, Эмма пошла поднять волан. Ударила, едва сумев перебросить волан через сетку.
– Предупреждаю, я не отступлюсь.
– Предупреждаю, я гораздо упрямее вас.
– Я ушла из дому в шестнадцать лет.
– Осиротел в одиннадцать, – меланхолично заметил он.
– Я пришла в Лондон пешком, по снегу.
– Я вел полк в битве при Ватерлоо.
– Мне пришлось научиться жить самостоятельно. Умолять о работе. Стирать пальцы в кровь.
Эмма бросилась вперед, успев отбить волан, прежде чем он коснулся пола. От ее удара волан улетел высоко, едва не в потолок.
Он стоял и смотрел, как оперенная пробка планирует назад.
– Снаряд разорвался у меня под носом. Несколько месяцев я был между жизнью и смертью. Шрамы сделали меня дьяволом во плоти. Я бросил курить опиум простым усилием воли. Моя нареченная отвернулась от меня, потому что я стал ей противен. И я все еще здесь. – Он ударил по волану, отправив его на паркет у ее ног. – Я выиграл.
Эмма схватилась за бок, пытаясь восстановить дыхание.
– Очень хорошо. Вы выиграли.
Ей стало грустно и немного стыдно. Она была очень смелой, когда ушла из дому. Люди, которых она любила, отвернулись от нее. Но храбрость, которую ей пришлось призвать на помощь, не шла ни в какое сравнение с тем, что переживает воин в сражении. А раны герцога, шрамы… Пусть Аннабел Уортинг тщеславная и мелкая душонка, однако ее отказ означал оскорбление его страданию. Наверняка разорванная помолвка глубоко ранила его гордость, если не сердце.
Она подняла волан.
– Погодите-ка. – Герцог подлез под сетку и подошел к Эмме. – Так мы никогда не будем на равных. Вы отбиваете вполне сносно, но ваша подача – сущая беда. Дайте волан – я покажу.
Отбросив в сторону свою ракетку, он взял волан и встал у Эммы за спиной, сомкнув правую руку на ее запястье там, где она держала ракетку, и приобняв ее другой рукой, чтобы продемонстрировать исходное положение.
Эмма оказалась в кольце его рук.
Невероятно для четы, которая была помолвлена неделю назад, состояла в законном браке один день и одну ночь, остановившись в дюйме от того, чтобы скрепить свой союз плотским соитием, но он впервые держал ее в объятиях.
В один миг бальный зал превратился в оранжерею – влажная жара, усиливающая каждый звук, каждый запах. Ее шея покрылась капельками пота, и Эмма вдруг почувствовала, что несколько прядей выбились из прически.
Но главное – рядом был он. Ее спина соприкасалась с его сильной грудью. Его крепкие руки обнимали ее. Эмма смотрела на его руку. Ночью, в темноте, эти сильные уверенные пальцы были у нее внутри.
– Держите вот так. – Он сжал ее ладонь на рукояти ракетки. – Лучше.
Ее озарила радость. Два кратких слога похвалы – и ее сердце затрепетало, точно крылышки стрекозы. Не надо, приказала она себе. Даже не вздумай.
Но сердце ее не послушалось. Собственно, оно не слушалось ее никогда.
Глава 9
Это была самая большая глупость, которую Эш совершил за… последние двенадцать часов.
После вчерашней ночной прогулки и до сегодняшнего сражения в бадминтон ему с трудом, но удалось выбросить из головы мысли об Эмме. А теперь он опять остался один на один с ней, балансируя на грани разумного, чтобы не скатиться в омут вожделения.
Но не только страсть снедала его. Эш кипел от гнева.
Кто был тот мерзавец, что причинил ей столько боли?