Там, за чертой блокады - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Сухачев cтр.№ 30

В январе наш дом попал под бомбежку. В ходе пожара сгорело все, в том числе и домовая книга. Дворник остался жив, но не помнил, в какой детдом отдали мою Светочку.

Ее приметы: белокурая, пухленькая, смешливая, с голубыми глазками, не выговаривала букву „P“, вместо „рыбка“ произносила „лыбка“…»

– Что он пишет! – сквозь слезы воскликнула Вероника Петровна. – Какая «пухленькая», какая «смешливая»!

– Пишет, что запомнил, уходя на фронт! – Нелли Ивановна вытерла слезы, громко высморкалась. – «Есть еще приметы, – продолжила она, – две родинки вдоль позвоночника, примерно в пяти сантиметрах друг от друга. Извините, может быть, я путаю, и родинки были у сына Сереженьки. Умоляю Вас: отнеситесь к моей просьбе с душой, не иссохшей в этом жутком хаосе войны. Где я буду к тому времени, когда придет ваш ответ, не знаю. Пишите по адресу: „Полевая почта № 15558. Рядовому Ноздрину Ивану Павловичу“».

Нелли Ивановна глубоко вздохнула и стала молча складывать письмо. Она посмотрела с надеждой на вытирающую слезы врача.

– Изабелла Юрьевна, осмотрите всех девочек, у кого на спине есть родинки, и попросите ребенка произнести за вами слово «рыбка».

Задание директора ринулись выполнять все воспитательницы. Вскоре из помещения второй группы раздался неестественно громкий возглас Александры Гавриловны:

– Есть! Нашла! Все совпадает! Ура-а!

Из комнаты выскочила воспитательница, неся на руках испуганного полураздетого ребенка, и помчалась к директору.

Девочку снова раздели. Каждой воспитательнице хотелось измерить расстояние между родинками на спине. Возбуждение охватило всех взрослых.

– Вы не поверите, – взволнованно заговорила Изабелла Юрьевна, – я хорошо представляю ее пухленькой и смешливой, честное слово! А теперь, Светочка, – наклонилась она к ребенку, – скажи «рыбка».

Девочка нахохлилась, две крупные слезинки скатились по щекам.

– Я не Светочка, я Малиночка.

– Ах да, Мариночка, я перепутала. Скажи «рыбка».

– Не ска-жу-у! – Девочка заплакала.

– Ну как же! – вмешалась Александра Гавриловна. – Ты же мне говорила в группе…

– Всё! Хватит! – вмешалась директор. – При чем тут «рыбка»? Вы же слышали, как она произносит свое имя. – Одевайся, Мариночка! – обратилась она к ребенку. – Вот возьми медвежонка, иди в группу и придумай ему красивое имя.

– Я понимаю – эйфория, но и у нее должны быть рамки, – строго сказала Нелли Ивановна. – От вашей красногвардейской атаки заикаться начнешь, не то что картавить. Вероника Петровна, дорогая, постарайтесь сделать незаметным для ребенка переход от имени Мариночка к Светочке. Представьте себе сцену: приезжает отец и со слезами на глазах кидается к дочке, повторяя: «Светочка, Светочка!» А как воспримет это Светочка – Мариночка, находясь в объятиях постороннего дяди, в котором она, конечно, не узна́ет отца? Страшно подумать! И сделать это надо в короткие сроки, потому что Ноздрин, подгоняемый такой радостью, может приехать быстро.

– А если это…

– А если это не его дочь, – перехватила директор мысль Вероники Петровны, – то для девочки какая разница – быть Мариной, Светланой, Ларисой. Конечно, если мы ошиблись, то будет очень неловко перед Ноздриным. Но тут, как говорится, пятьдесят на пятьдесят. И он должен понять нас. А мне верится, что в этом случае все девяносто девять… А ты, Аля, – обратилась она к Александре Гавриловне, – немедленно садись за письмо Ивану Павловичу Ноздрину. Текст должен быть коротким, убедительным, с приглашением к нам. Как будет готово, срочно отправлю Виктора Стогова верхом на лошади в Асино. Девочки, у меня из головы не выходит отчаяние отца. Дочь – это тоненькая ниточка, привязывающая его к жизни. Всех потерял! Ужас!

Это было первое подобного рода письмо, написанное Александрой Гавриловной, поэтому слушать его директор пригласила всех.

– «Дорогой Иван Павлович!..» – торжественно начала Александра Гавриловна.

– Э-э, а когда это он стал тебе дорогим? – пошутила одна из молодых воспитательниц. – Может, сначала начнем с «Уважаемый»?

– Мне кажется, так душевнее, – смутилась Аля.

– Правильно, Аля, душевнее, – поддержала Вероника Петровна. – А если ты еще как бы между прочим вставишь, сколько тебе лет и что ты еще не замужем, оно станет еще душевнее. Может, он уже завтра прилетит на крыльях надежды, – под общий смех закончила старшая воспитательница.

Нелли Ивановна улыбалась, глядя на эту добрую пикировку.

– Не тушуйся, Аленька, продолжай, – поддержала она воспитательницу.

– «Спешу сообщить Вам, что ваша дочь Светочка жива, здорова и находится у нас в 21-м детдоме по адресу: Томская область, Асиновский район, деревня Ягодное.

Она очень смышленая и, как и все другие дети, спрашивала о родителях. Мы всем им говорим, что папы и мамы воюют с врагом, а когда победят, вернутся за вами. Она рисует Вас верхом на танке. Если Вы не танкист, при встрече не огорчайте ее.

Должна Вас предупредить, что, когда ее принесли в детдом в беспамятстве от голода, она не могла вспомнить свое имя. Ее назвали Мариночкой. Мы постараемся до вашего приезда приучить ее к другому имени, но Вам надо это иметь в виду.

Ждем Вас с нетерпением!

– Ну что? Хорошо! А вот здесь ты можешь добавить свой возраст и семейное положение, – с улыбкой добавила директор.

С письмом Ивану Павловичу Ноздрину Стогов верхом отправился в Асино рано утром, когда еще все спали. Письмо лежало в холщовой сумке, повешенной через плечо, хотя Виктор клялся, что в кармане куртки оно сохранится надежнее. Но директор была неумолима.

– Ты знаешь, что такое «аллюр три креста»?

Виктор опешил.

– Это что-то такое про лошадей, точно не знаю.

– Да, аллюр – это способ бега лошади: шаг, карьер, галоп. А вот три креста на документе указывают курьеру, что доставить пакет надо как можно быстрее. В старину, – объясняла она, – фельдъегерь клал его в кожаную сумку и несся как угорелый, не жалея лошадь. У нас такой сумки нет и лошадь загонять нельзя, но доставить его быстро в целости и сохранности можно и нужно.

Вспомнив слова директора, Виктор крепче прижал сумку к локтю. Ранняя прохлада благоприятно действовала на Цыганку. Она без понуждения, в свое удовольствие шла крупной спокойной рысью. Тишина располагала к воспоминаниям, фантазиям, мечтательности. Виктор знал за собой эту склонность, появившуюся в последнее предвоенное лето.

Однажды старший брат, работавший заместителем начальника пионерского лагеря, столкнулся с неразлучной троицей – Виктором, Валеркой и Эльзой, – возвращавшейся после налета на чужой сад с полными карманами яблок.

Отпустив Спичкина и Пожарову, он привел Виктора к себе в комнату и сказал: «Вот что, шалопай, у тебя слишком много лишнего времени. Вот тебе книга. Пока не прочтешь, участвовать в играх и соревнованиях не будешь!»