Дни, когда все было… - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Симонова cтр.№ 43

Нет, так можно надорваться на преданиях старины глубокой. На том недоперекрестке слишком много чего перекрестилось, судьбоносное нельзя трогать всуе! Здесь началась эпоха, отсюда Анну повел гриновскими тропами случай, который был в руках рискового парня. Того парня уже нет на свете. Он из Тех, Кто Может Помочь, – безусловно. Только он знал, как пройти к заветному балкону, который проезжает поезд минут за десять до прибытия на Московский вокзал. Он знал множество путей – и насквозь через дворы, и в обход вдоль фасадов, и каждый из них вел в верхние слои атмосферы. С ним можно было стоять на покатой ржавой крыше и смотреть, как монетка падает вниз, – рука крепкая, удержит, если что. Но Анна забыла его тропы, и сколько ни плутала после, выходила новая история, и другой маршрут, и следующая любовь. Балкон остался недосягаем, как мираж. Только с поезда и виден до сих пор, и никто не знает, как такое может быть. Точнее, никто не удивляется, это ж Питер.

Меж тем тот, кого нет больше на земле, закодировал: «Доберешься сама до заветного адреса – сложится твоя мозаика, сбудется стрекозиная мечта, теплое пингвинье счастье…»

Не объяснил, мудрец, разницу между «искать» и «найти». Анна себе дома подбирала, а про главный дом забыла. Забыла, что волшебство дается лишь в бескорыстные руки. И видится незамутненному глазу.

– …Анюткиному глазу, желто-синему, местами ядовито-фиолетовому… мне, как художнику, всегда казалось странным…

Данила Дмитриевич плотно увяз в своей любимой кондиции – пьяная дрема под ночной телик с советскими фильмами. Безмерное благодушие и миролюбие. Новый виток покаяния с разрешением даже ударить его. Торопливый отказ от предыдущих показаний:

– Девочка моя, разве я когда-нибудь тебе говорил, что ты «понаехала тут»?! Я не говорил! Это тебе, наверное, Вадим говорил!

– Нет, не говорил!

– А кто говорил? Кто тебя обидел, кто?

– Кто меня может обидеть? Дворник-таджик? Электрик-казах? Или, может, наш слесарь, бывший лимитчик из Великих Лук…

– Вот видишь, как все хорошо. Налицо единение всех волн миграции. А ты говоришь «одновременность»…

– Брось, «волны» ни при чем. Вот я отвечу тебе сейчас, почему я здесь. Иду я, бывало, утром после бессонной ночи. И чувствую себя совершенно неправильной оттого, что все на работу бегут, пыхтят, а я только и мечтаю свернуться кульком на диване. Пусть у меня ночью был аврал – все равно, думаю, кому он нафиг был нужен… и чем я буду за квартиру в этом месяце платить. Надо было влиться, как белый человек, в структуру. Медленно, но верно делать карьерку на теплом местечке. Взять беспроцентную ссуду на работе, купить квартиру, вставить зубы, ездить в Турцию. Хотя бы четыре пары обуви завести – четыре, а не две – зимой кроссовки, летом шлепанцы. Вылечить свое плоскостопие – да мало ли что еще. И вот так ковыляю я, и мысли меня душат. Тем временем навстречу мне идет мальчик с портфелем за спиной и букетом мелких хризантем в целлофане. Идет, наверное, поздравлять свою учительницу. И мальчик этот вдруг улыбается мне и здоровается, словно бы я уважаемая и всем известная такая… Сельма Лагерлёф. Или Агния Барто хотя бы, или просто гардеробщица в школьной раздевалке. В общем, человек признанный, при деле, понимаешь? И оттого, что со мной поздоровались так, все в моей жизни на мгновение обретает смысл. Потому что мир любит меня. И даждь нам днесь и ссуду, и квартиру, и портки, и шузы. Вот за эти моменты я люблю этот безумный город. И самостийно верю в Бога. Ты скажешь, конечно, что так не считается. А для меня очень даже считается! Для меня не считается то, что ты твердишь про вздутые цены, про дома во Флориде, которые якобы стоят дешевле, чем двушки в Черемушках. Что мне с этой Флориды? Там, поди, никто не поздоровается. А как дойдет до дела, хваленый дом окажется прохудившейся хибарой в Небраске. Нельзя верить заманухам, отфотошопленным картинкам и людям-бутербродам!

Данила уже спал. Когда разгоряченная исповедью Анна забиралась рядом под одеяло, он, как это свойственно гениям, проснулся и оказался в теме. Гении во время сна не то что слушать, даже диссертацию писать умеют…

– Ты мой самый лучший на свете… писатель-деревенщик, – пробормотал гений. – Значит, все-таки тебе в Москве лучше, чем в Питере. Признавайся!

И через минуту снова засопел. «Ты за Луну или за Солнце?» – вспомнилась Анне детская ловушка. Во избежание внутренних дуэлей пора точить зуб на апартаменты в шестнадцатом округе Парижа.

Но это чужая мечта, ее нельзя мечтать! Парижем утешал себя Федор. У него там давно обосновалась двоюродная сестра, которая его звала к себе. В это было трудно поверить, но Федя и не уверял никого, не доказывал свою неожиданную богоизбранность. О сестре вспоминал редко, с тихой блаженной радостью человека, которого беспокоит только одно: как он перевезет на rue de Clignancourt свою страдающую всеми мыслимыми женскими болезнями кошку. Изредка Федечка, конечно, вызывал раздраженное недоумение у близких: зачем прозябать под гнетом малограмотного деспотичного Кузена, если в Париже ждет потрясающая хлебосольная кузина, самая что ни на есть родная, с вкуснейшими драниками и вишневым пирогом под мышкой?! Да, по рассказам Федечки, его сестрица Галя, или Галушка, как ее называли в детстве, – знатная кулинарка. Она вообще мастерица на все руки и даже умеет делать плетеные табуретки, и вообще душа-человек! Но нетрудно догадаться, что у таких сказочных вариантов обязательно есть жирное но. Его роль в данном случае играл муж. Нервный и вспыльчивый, очень неудобный муж, страшно разочарованный «заграницей». Чтобы не нарушить его хрупкое жизненное равновесие, в доме нельзя было ничего менять. Это могло его фатально расстроить. Тем более что он бросил курить, отчего его мнение о парижанах упало ниже плинтуса: дескать, романтики вымерли еще в 20-х годах, осталась одна меркантильная шушера. Он любил брюзжать на тему собственной внезапной смерти, рисуя готические картины семейного упадка. Естественно, в центре сюжета было презрение к трауру новоиспеченной вдовы и опасное мезальянсное замужество! Впечатлительная и легкомысленная супруга, к которой в дом вечно ходят разные богемные шалопаи, непременно пойдет вразнос, когда над ней еще будет метаться путешествующая в земных пределах душа благоверного. Он будет наблюдать, как нажитое им станет транжирить какой-нибудь буржуазно-эгоистичный подмастерье. Бедные дети…

Впрочем, детишки в этой клоаке тоже растут прохиндеями.

Всем был недоволен сердитый муж. Ведь он был немолод. Гораздо старше жены. А она – гораздо старше Федора. Но изобретательности с годами не растеряла. Она уверила своего меланхолика в том, что избежать морального падения ей поможет как раз прибытие и поселение на ПМЖ в семейном гнезде возлюбленного брата. Он в качестве надежного помощника по хозяйству как раз и послужит гарантом ее чести и достоинства. Он, такой величественный в своей строгости и чистоте, не позволит проникнуть в ее сердце и недвижимость альфонсам с грязными помыслами! Благо что муж Галушки никогда означенного родственника не видел…

Итак, мужа уломали. На это ушло, правда, лет десять, но за ценой не постоим. Позади Питер, впереди Париж. Но в промежутке Москва.