Кандидат на выбраковку - читать онлайн книгу. Автор: Антон Борисов cтр.№ 5

Мама поставила меня на койку, поддерживала, и я стоял. Стоял на некрепких, хрупких ногах, цепляясь за мамину руку. Кто же думал, что это – момент моего триумфа? Не помню вообще, чтобы после этого или до этого я когда-нибудь стоял на своих ногах. Возможно, это единственный эпизод в моей жизни – последняя возможность, когда еще можно было «законсервировать» мое состояние, не дать заболеванию одержать полную победу. И конечно же, шанс был упущен.

* * *

…Кровать, на которую меня положили «лечиться» в санатории, была высокой, на колесах и с бортиками. Несмотря на изрядную величину колес, крутились они туго, потому что не смазывались с момента выпуска заводом-изготовителем. Такие кровати считались наименее травматичными для лежащих в них маленьких пациентов. Лечение длилось очень долго. Все дети, страдавшие туберкулезом позвоночника, лежали еще и в «гипсовых кроватках». Это – слепок из гипса, который делали так: ребенка клали на живот, а на спину, вместе с головой и ступнями ног, накладывали гипс. Потом этот слепок сушили, и дня через два кроватка была готова. Ребенка клали в нее и привязывали «лифчиком» – фиксирующей повязкой на грудь, чтобы малыш не смог даже слегка пошевелиться и деформировать больной позвоночник. В объятиях таких вот кроваток некоторые дети проводили по нескольку лет.

* * *

…Я не знал, какая жизнь меня здесь ожидает. Глядя на привязанных к гипсовым скорлупкам сверстников, не верилось, что они когда-нибудь смогут бегать и прыгать, лазить по деревьям. Я не знал, как здесь станут лечить мою болезнь, какое будущее ожидает меня после лечения. Вид заживо загипсованных детей пугал. Но выбора мне не предлагали. Я был маленьким, несмышленым заложником своей болезни и рациональной воли родивших меня людей. Они делали для меня все, что было в их силах, но сами ходили в невольниках того странного больного общества, в котором мы тогда жили. Общества, где семья, воспитывающая такого неприспособленного ребенка, как я, сталкивалась с жуткими бытовыми, социальными и финансовыми проблемами, перед которыми оказывались бессильными и родительский инстинкт, и сердечная привязанность. Оказавшись один на один со своей бедой, родители прибегли к крайнему, как казалось тогда, средству – под предлогом лечения меня выдворили из семьи. И хотя речь постоянно шла об учебе, истинные мотивы их действий, как я понимаю, были другие. Врачи им уже объяснили, что умру я рано, лет в двенадцать, и нет смысла нянчиться со мной все эти годы. Будет лучше, если смерть настигнет меня где-нибудь подальше. Покидая дом пятилетним малышом, я чувствовал страх, горечь и парализующую тоску по близким, любимым лицам и пусть равнодушному, пусть сердитому – любому, но непостижимо родному маминому голосу, который я слушал еще до рождения.

Так начиналась моя новая «санаторная» жизнь.

* * *

…Местные доктора умели лечить костный туберкулез. У меня его не было. Как и во всех других лечебных учреждениях, которых в моей жизни набралось великое множество, в этом санатории врачи впервые сталкивались с таким заболеванием. Как со мной поступить? Так же, как и со всеми. Меня положили на кровать, привязали к ней «лифчиком». Через месяц такого «лечения» меня можно было развязывать. Я бы все равно никуда не двинулся. За четыре недели, проведенные на медицинской привязи, мышцы моего тела окончательно атрофировались. Меня развязали, и я стал отличаться от всех, кто лежал рядом. Теперь я даже мог хвастаться, что лежу без «лифчика». Правда, с тех пор положение лежа стало моими единственным положением в пространстве на всю дальнейшую жизнь. Только лежа и только на спине.

* * *

…В палате, где я «лечился», находилось еще двадцать маленьких постояльцев. Летом нас вывозили на веранду, которая тянулась вдоль всего здания. Ходячих детей было совсем мало, основной контингент составляли лежачие. Тяжело это – постоянно чувствовать себя прикованным к постели, не бывать на воздухе, не видеть деревьев, неба, облаков… Поэтому когда в начале лета мы слышали слова медсестер и нянечек: «Вывозим!», – у нас случалось «тихое помешательство» от радости. Начинался праздник. Мы прислушивались к шуму листвы, к птичьему чириканью, жадно глазели на зелень.

Днем нас изматывала жара и духота, но ночами мы наслаждались прохладой. Спали под пологами из марли, каждый под своим. Иначе невозможно: комары в Астрахани – просто звери. Тем более что возле нашего туберкулезного санатория «шумел камыш». Шумел в буквальном смысле. Ветхие, бесхозные, трубопроводы, в изобилии проходившие мимо детского лечебного заведения, давали многочисленные течи. Вода стекала в котлован, питая обширное болото – своеобразный камышово-комариный рукотворный заповедник, откуда на нас и налетали тучи маленьких кровососов.

* * *

…Лечение заключалось в неподвижном лежании на протяжении многих месяцев, порой лет и регулярном употреблении огромного количества таблеток. Я таблеток не пил – лекарства от моего заболевания еще не изобрели, а довольствовался только витаминами. Таблетки при лечении туберкулеза назначались врачами просто в лошадиных дозах. На вес. Граммами. К примеру, если прописывалось семь граммов популярного в то время лекарства «ПАСК», – самое распространенное назначение и не самое большое – то за один прием нужно было выпить сразу четырнадцать таблеток.

Мальчику, кровать которого находилась рядом с моей, прописали «Фтивазид» – что-то от туберкулеза. Как-то раз он дал мне его попробовать. Вкусом это было похоже на мел. Но мне понравилось, и с тех пор, я собирал «Фтивазид» у всех, кто его принимал. Я до сих пор не понимаю, как я тогда не отравился. Ведь было отчего.

* * *

…Вокруг санатория и на его территории бродило много всякого бездомного зверья, кошек, собак. Особенно много крутилось их возле кухни. Прибегала туда поживиться отходами и большая рыжая псина, которую мы сразу заприметили. Собака часто подбегала к нашим кроватям. Дети тянули к ней руки, чтобы погладить, но бдительные няни всегда ее отгоняли. В санатории боялись инфекции, особенно глистов. Очень часто этих паразитов находили у сельских детей. Глисты и вши – это то, что в первую очередь начинали искать у всех поступивших в санаторий.

Собака перебегала от одной кровати к другой. Ее отгоняли, выталкивали за железные ворота веранды. Далеко она не убегала, а крутилась все время рядом. Кому-то пришла в голову идея «полечить» собачку. К ней полетел ломоть колбасы, с кусочком сала, роль которого играла таблетка, всего одна таблетка. Собачка мгновенно проглотила колбасу, завиляла хвостом и улеглась на солнышке.

Умирала она страшно. Часа через полтора, собака, как будто поняла – то, что стало с ней происходить, исходило от нас. Она стала метаться вдоль железной ограды, выискивая лазейку, чтобы проникнуть внутрь. Вход был один – дверь. Она рванулась к ней. Заскулила… Няни отгоняли ее, но псина еще два раза попробовала преодолеть этот заслон. Потом, обессилев, легла. Через пару минут опять вскочила, но задние лапы уже не слушались. Она поползла по земле, опираясь на передние, поползла упорно к двери, но через пару метров, отказали и передние. Собака подняла голову, посмотрела в ту сторону, где лежали мы, напуганные и притихшие, заскулила, изо рта пошла пена…