///
Скорость против размера…
Предусмотрительность против порыва души…
Нет, предусмотрительность – всегда. Не позволяй азарту превратиться в безрассудство, иначе потеряешь голову.
Так говорил отец, так учил Помпилио, и потому, собравшись на Тинигерию, Кира приказала капитану Жакомо сопровождать ее на «Дрезе» и, разумеется, не забыть на Линге паровинг. Жакомо вылетел на Тинигерию из Даген Тура, то есть оказался на планете много раньше девушки. Дождался ее на закрытой причальной стоянке Астрологического флота, затем пошел за поездом, во время похищения потерял Киру из виду, но был замечен с «Деликатного», объяснил Урану происходящее и продолжил погоню в его компании.
Перед переходом на Фарху Кира поднялась на борт «Дрезе», а когда перед ними лег местный океан, переместилась в паровинг и теперь с удовольствием демонстрировала врагам боевые возможности любимой машины.
Паровинг не мог нести мощное орудие, и даже тридцатимиллиметровая пушка была для него слишком тяжелой, но большие калибры ему не требовались. И против него большие калибры были бесполезны, поскольку, несмотря на гигантские – для аэроплана – размеры, па-ровинг представлял собой очень быструю мишень. Заметив его, пулеметчики «Шильдчика» перестали поливать землю «дождем» и попытались захватить новую цель, но не преуспели. Кира с легкостью покинула зону поражения, однако тут же развернулась и пошла в прямую атаку, заливая свинцом правый борт «Шильдчика». Шестиствольные «Гаттасы» по очереди сосредотачивались на пулеметах цеппеля, тяжелыми пулями сносили их, пробивая и обшивку, и защиту, а подавив – переносили огонь на следующую точку. Это был тот же «дождь», только не сверху, а сбоку, прицельно хлещущий из быстрой машины, смертоносный и безжалостный.
Появление паровинга стало для галанитов полной неожиданностью, а самое печальное заключалось в том, что они понятия не имели, как от него защищаться. В то время как на Кардонии Киру долго учили атаковать большие корабли. Учили на совесть. Учили те, кому доводилось противостоять крейсерам в настоящем бою, люди, знающие все слабые места цеппелей и разработавшие оптимальные атакующие планы.
К тому же Кира хотела не только спасти оказавшегося в ловушке мужа, но и жестоко покарать тех, кто осмелился поднять на него руку, а значит, «Великий Шильдчик» был обречен.
Чтобы вести прицельный огонь, рыжая атаковала судно галанита в лоб, почти не маневрируя и не уклоняясь, и подобная тактика принесла успех: за два быстрых захода девушка обезоружила правый борт цеппеля, за три следующих – левый, после чего сосредоточилась на рулях и двигателях «Шильдчика», превращая ВТС в бессмысленно болтающийся в воздухе обломок.
///
И у него получилось.
Дорофеев не просто рисковал, он чудовищно рисковал, сделав ставку на корабль, экипаж, но самое главное – на Мерсу. Дорофеев, подобно Кире, шел на врага в лоб, но получал в ответ намного больше и морщился всякий раз, когда снаряд вонзался в «Амуш». Он знал, как сильно поврежден рейдер, получил доклад о том, что в носовом отсеке началось разрушение несущих конструкций, но не мог ничего поделать: он должен был пройти эти километры под убийственным прямым огнем, чтобы оттянуть на себя врагов и тем помочь Помпилио.
И у него получилось.
«Пытливый амуш» скрипел, дрожал, рыскал по курсу, но упрямо подбирался к плюющемуся орудийным огнем «Грешнику». И когда дальномер наконец-то показал два километра, Дорофеев – сохраняя абсолютное спокойствие! – склонился над переговорной трубой и приказал:
– Мерса, огонь!
– Есть!
Алхимик понимал происходящее так же хорошо, как остальные члены команды, и знал, что сейчас все зависит только от него. Что, если он не отправит «Грешника» на землю, «Грешник» проделает это с «Амушем». А значит, у него должно получиться. Так же, как получилось у Дорофеева. Как получилось у Галилея, который по тревоге занял место алхимика в резервной команде и, задыхаясь, тушил пожар в аккумуляторном отсеке. Как получилось у Бедокура, чьи ребята под пулеметным и артиллерийским огнем латали шпангоуты, пытаясь укрепить разваливающуюся конструкцию цеппеля, принимая пули и осколки. Как получилось у остальных… Парни сделали все, чтобы Мерса смог произвести свой выстрел. И он не имеет права их подвести.
Алхимик в последний раз проверил, должным ли образом установлены направляющие, после чего вздохнул и поджег фитиль первой ракеты.
Стараясь не думать о том, во что она превратит «Грешника».
///
– Что это было? Снаряд?
– Не похоже… – растерянно отозвался рулевой. – Скорее шутиха.
– Шутиха? – удивился Огнедел. – Сейчас?
Рулевой развел руками, показывая, что тоже ничего не понимает.
Никто не понимал.
Никто из тех, кто увидел, как с «макушки» «Пытливого амуша» вылетела огненная стрела, действительно напоминающая шутиху, прочертила в безоблачном небе заметный след и врезалась в «сигару» «Грешника», уверенно пробив обшивку. Затем последовали еще три выстрела, во время которых Маурицио и рулевой обменялись изумленными вопросами, а затем…
Затем рулевой ошарашенно крикнул:
– Как?!
А Огнедел замер, во все глаза разглядывая величественное, но очень-очень страшное зрелище гибели цеппеля.
«Фартовый грешник» вздрогнул, будто попытавшись подпрыгнуть, затем клюнул носом и стал стремительно забирать вправо. Из дыр в обшивке вырвалось пламя и повалил черный дым. Сначала из тех дыр, что оставили после себя шутихи, а затем – из новых, появляющихся изнутри, выжигаемых бушующим внутри пламенем.
– Что происходит? – пролепетал рулевой.
– Они подожгли цеппель, – отозвался не менее изумленный Маурицио.
– Но как?
– Шутихами! Только это не шутихи! Это… это… это я не знаю, что!
Но чем бы «это» ни было, действовало оно с потрясающей эффективностью. «Шутихи» пробили обшивку «Грешника» и взорвались внутри, залив пораженные отсеки жуткой алхимической смесью, вызывающей стремительное распространение огня. Маурицио примерно представлял, что применил алхимик «Амуша», и мысленно снял перед ним шляпу, признав, что даже он, досконально изучивший все, что имело отношение к огню, не смог бы создать смесь подобного качества. Столь концентрированную и столь мощную.
И столь смертоносную.
Всего в «Фартового грешника» угодило то ли шесть, то ли восемь снарядов, и меньше чем через пять минут корабль охватило алхимическое пламя, бороться с которым пираты оказались не в силах. Горело все, что могло гореть, а что не могло – плавилось. Горели и лопались баллоны с газом, электрические провода и содержимое складов. Горела обшивка, горели запасы. Но быстрее огня по «Грешнику» распространялся удушливый дым, убивающий так же безжалостно, как пламя.
– Больше не нужны пушки, – тихо проронил Огнедел.
– Что? – не расслышал рулевой.