— А ведь дело говоришь! — обрадованно воскликнул Морев. — Что кассы, когда в кабинете главного управляющего наверняка есть сейф, куда складывают дневную выручку. Умница девушка, хорошо придумала!
— Вот так-то... — Мария обиженно скривила губы. — А вначале ты меня дурой назвал!
— Беру свои слова обратно и готов выполнить любое твоё желание, — ласково заявил любовник, присаживаясь рядом с ней на постель и обнимая за плечи.
— Любое?
Он кивнул, и тогда Мария отстранилась, спрыгнула на пол и проворно подпоясалась его серым галстуком. Затем сунула ноги в свои юфтевые сапожки, надела серую мужскую шляпу и лихо сдвинула её набекрень. Морев с улыбкой наблюдал за проделками своей возлюбленной.
— Ну и что всё это значит?
— Я надену мужское платье, шляпу и маску и пойду вместе с вами! — задорно воскликнула молодая женщина. — А ещё ты мне дашь самый большой револьвер, чтобы я лично застрелила того старого глупого шпика, который меня сегодня преследовал. — Она наставила указательный палец на Морева и прищурила глаз, словно прицеливаясь.
— А не боишься? Ведь за убийство полицейского полагается пожизненная каторга.
— Плевать! — И она гордо подбоченилась.
В таком виде — обнажённая, но подпоясанная, да ещё в его шляпе — возлюбленная выглядела настолько бесподобно, что Морев не выдержал и подался вперёд, намереваясь снова схватить её в объятия. Но Мария поняла его манёвр и отпрыгнула назад, делая большие глаза и с притворной стыдливостью прикрываясь обеими руками.
Французская кровь далёкого предка требовала немедленно отдать дань галантности столь задорному проявлению женской игривости, и он бы непременно это сделал, если бы не резкий стук в дверь и отчаянный крик одного из соратников — по голосу Морев легко узнал Ивана:
— Биолог повесился!
Глава 9
ЛЕТНИЙ САД
Прекрасный солнечный день бабьего лета собрал в Летнем саду немало прогуливающихся горожан, однако каким же контрастом с этими сияющими голубыми небесами и красновато-золотистой листвой показалось Денису Васильевичу мрачное сообщение Гурского:
— Вчера в гостинице «Бристоль», что на углу Морской улицы и Вознесенского проспекта, очередной террорист погиб от неосторожного обращения с бомбой... Взрыв оказался настолько силен, что в доме выбиты все стёкла во всех четырёх этажах, а прилегающая к нему часть проспекта завалена кусками мебели и разными прочими вещами, выброшенными из окон. Мало того — взрывная волна прошла через весь проспект, достигла Исаакиевского собора и повалила три пролёта ограждающей его чугунной решётки! Что творилось в самой комнате, занимаемой погибшим субъектом, словами не описать...
— А что стало с ним самим? — осторожно поинтересовался Винокуров.
— Этого вообще лучше не видеть! Оторванная голова закатилась за поваленный и обугленный взрывом шкаф, а грудная полость вскрыта лучше, чем в анатомическом театре, — так что стали видны оба лёгких. Сердце провалилось вниз и было найдено запутавшимся в кишках. Правая нога с частью бедра валялась в коридоре, а кисть левой руки с остатками пальцев закинуло аж в Исаакиевский сквер — то есть она пролетела расстояние в тридцать шесть шагов! В общем, поделом мерзавцу! — жёстко закончил следователь.
— Каким образом это вообще происходит? — подавленно поинтересовался Денис Васильевич, лишь бы что-то сказать. — Я имею в виду подобные случайности...
— По воле Божьей, — невесело усмехнулся Гурский, но тут же пояснил: — Такие самодельные бомбы имеют химические запалы, то есть снабжены зажигательным и детонирующим устройством. Зажигательное устройство — это стеклянная трубка, наполненная серной кислотой и снабжённая свинцовым грузом. При соударении бомбы с любым препятствием груз ломает трубку, и серная кислота воспламенят смесь бертолетовой соли с сахаром. Воспламенение же этого состава, в свою очередь, вызывает сначала взрыв детонатора в виде гремучей ртути, а затем и самого динамита. Как вы понимаете, стеклянную трубку легко сломать при неосторожном обращении, отсюда и соответствующие последствия. Только за последний год на подобных устройствах подорвались не менее десяти террористов.
Денис Васильевич глубоко вздохнул. Сейчас они с Макаром Александровичем медленно проходили мимо Летнего дворца Петра I, с удовольствием поглядывая на нарядных дам и изредка раскланиваясь со знакомыми. Винокуров уже рассказал следователю о появлении Карамазова, и теперь оба мучительно размышляли над главным вопросом — зачем тот явился в Петербург и не мог ли он иметь какого-либо отношения к похищению молодого биолога?
Денис Васильевич склонялся именно к этому:
— «В противном случае что он делал на конгрессе, где должен был выступать Богомилов?»
Гурский не отрицал подобной версии, однако задавал встречный вопрос:
— «Ну и зачем ему это понадобилось?
— Между прочим, — добавил следователь после непродолжительного молчания, — я гораздо охотнее допускаю, что господин Карамазов мог быть каким-то образом связан с погибшим вчера бомбистом.
— Вы так думаете, исходя из его прошлых дел?
— Разумеется.
— Пятнадцать лет назад не понимал и сейчас не понимаю! — с неожиданной горячностью воскликнул Денис Васильевич. — Ведь он же глубоко верующий, воцерковлённый человек, чуть было не ставший иноком, — и тем не менее тщательно замышлял убийство! Как эти адские замыслы сочетаются в душах подобных людей с религиозными заповедями — уму непостижимо!
— Самые истовые бомбисты видят себя в роли жертвы во благо революции и социализма, — пояснил Гурский, — примерно так же, как первые христиане приносили себя в жертву будущему торжеству их вероучения на аренах римских амфитеатров. Однако вся беда состоит в том, что готовностью подобных людей свершить то, что сами они называют подвигом, хитроумно пользуются другие, гораздо менее истовые, зато намного более опасные и циничные личности. Порой их цинизм переходит всякие границы. Например, господа бомбисты успешно переняли жаргон охотников. Если те говорят «иду на медведя», то эти — иду на губернатора или там великого князя. Впрочем, это ещё цветочки... Полиции достоверно известно, что после каждого успешного террористического акта, приведшего к гибели видного сановника, добровольные поступления в адрес устроившей его организации многократно возрастают!
— Получается, что одни повинуются своему чувству справедливости и самопожертвования, а другие хладнокровно направляют их энергию в нужное им русло?
— Совершенно верно.
— Почти как в любовных отношениях.
— Как это?
— Обычно влюблённый готов на что угодно ради предмета своей страсти, — пояснил Денис Васильевич. — Однако если предмет не отвечает взаимностью, то вполне может использовать пылкость влюблённого в своих корыстных интересах.
— Да, это верно, — со вздохом признал Гурский, вспомнив свой недавний роман с одной чертовски элегантной и породистой куртизанкой, которая ухитрилась вытянуть у влюблённого в неё следователя немалую часть его сбережений в виде оплаты её счетов и дорогих подарков.