Воины снегов - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Щепетов cтр.№ 75

Обида стала ещё горше, когда потом среди трупов не обнаружилось ни одного похожего (по Кирилловым описаниям) на казачьего атамана. Решено было всё-таки организовать погоню — уж больно престижная добыча ушла! Только эта самая погоня далеко не уехала — люди увидели, что олень возвращается, причём вместе с нартой и с грузом на ней. Его постарались не спугнуть — просто следили, куда пойдёт.

Животное остановилось возле растерзанного трупа своего хозяина.

Оленя убили, чтобы Любимец смог встретиться с Мхатью в Другой жизни.

— У него остались здесь сын и какая-то женщина, — вспомнил Кирилл. — Давай будем говорить всем, чтобы их не трогали.

— Давай, — вздохнул Чаяк. — Плохо только, что мавчувены сложат о Мхатью легенды. В них он будет отважней и смелее таучинов, он, наверное, сделается главным победителем русских — ты же знаешь, как это бывает с памятью о героях...

Просьба Кирилла о лёгкой смерти для Шишакова не была выполнена. Слушать рассказ о долгой казни он отказался.

К тому времени, когда Кирилл начал воспринимать и понимать окружающий мир, таучинское воинство всё ещё находилось в пути. Собственно говоря, это было не целенаправленное движение куда-то, не путь-дорога, которую надо пройти как можно быстрее, а этакое кочевье, в котором скорость движения и направление определяется в основном интересами оленьего стада. Тем не менее некоторая целенаправленность всё-таки прослеживалась — поближе к местам исконного обитания участников похода. Попав в «родной» район, та или иная группа отделялась, уводя с собой часть оленей. И наоборот — некоторые семьи из встреченных по пути малооленных стойбищ или просто бессемейные молодые люди выражали желание присоединиться к возвращающейся «армии», дабы помочь пасти добычу, поскольку она создавала новые «рабочие места» в тундре.

Параллельно шёл процесс формирования и распространения пышного букета легенд и сказаний о совершенных подвигах. Это было именно устное народное творчество, а не простая передача информации. Его таучинской спецификой являлось то, что фигуры главных действующих лиц, включая «кивающего» Кирилла, не возвеличивались, не превозносились до небес, а наоборот — как-то меркли, размывались, растворялись в основном участнике событий — «мы», «наши», «таучины». С противником же происходило обратное — служилые и их союзники превращались в жалких прихвостней титанической фигуры «главного менгита».

Процесс рождения эпоса, наверное, был весьма интересен с научной точки зрения, но Кириллу было не до науки. И не только из-за того, что его мучили головные боли. Удар по башке что-то повернул в его сознании, что-то сдвинул — попросту говоря, демон Ньхутьяга покинул его. Демон, значит, отвязался, и Кирилл, оставшись в одиночестве, никак не мог понять, как же он на всё это сподобился: «Столько жизней — и зачем?! Какой во всём этом смысл? Уж если империя взялась кого-то покорять, то она покорит — будьте благонадёжны! Не битьём, так катаньем, не кнутом, так пряником, не штыком, так водкой! Сопротивляться — только лить лишнюю кровь. Если и нужно за что-то бороться, так это за мир — пусть даже «несправедливый»! Ну да: сражаться за мир до последней капли крови... И лучше — вражеской!»

С окончанием военных действий призрак центрального руководства окончательно растаял. Зная таучинскую вспыльчивость, следовало ожидать массы конфликтов всевозможной тяжести из-за добычи. Ссоры, конечно, возникали, дело даже доходило до поединков — борьбы на снегу в полуголом виде. Но не более того! В основном народ умудрялся как-то договариваться. Кирилл не сразу понял, что именно этот переговорный процесс всё ещё держит вместе основную массу участников похода. Вмешиваться в него не имело ни малейшего смысла — интересы Кирилла по старой памяти представлял Чаяк, а сам он вновь сделался фигурой хоть и известной, но маловлиятельной.

Отказавшись от участия в «посиделках», Кирилл лишил себя удовольствия послушать, как его хитромудрый «друг» проводит в жизнь свой новый «коммерческий» план. Его познакомили лишь с результатами. А суть дела была в следующем.

Столь великое и успешное деяние, свершённое таучинами, не обошлось, конечно, без помощи всемогущего демона Тгелета — не забыли предшествующие события? За это его нужно отблагодарить — кто против? Особенно если учесть, что перед началом похода никаких жертв не приносилось — помните? Значит, теперь надо воздать сторицей — есть возражения? Возражений, конечно, нет — мы ещё и попробуем перещеголять друг друга своей щедростью, но уж больно туда идти не хочется — не по пути совсем... Да и зима кончается... В общем, как-то что-то... Ладно! Тогда Чаяк расстарается для общества! Пусть ему отдадут жертвенных оленей, и он отправится с ними к обиталищу Тгелета!

«Ну да, — мысленно усмехнулся Кирилл, — при существующем здесь уровне отчётности и подотчётности можно считать, что ему просто подарят лучшую часть стада — ай да Чаяк! Можно поспорить, что акта „приёма-сдачи“ с печатями и подписями от него никто не потребует!»

— Ты, конечно, пойдёшь со мной, Кирь? — спросил «друг». — У тебя с Тгелетом особые отношения — об этом все знают!

— Слушай, Чаяк! У меня болит голова... Но это — ерунда! Главное, что такая...

«...что такая походная жизнь сидит у меня в печёнках! Я хочу к жене — к Луноликой! — хотел сказать Кирилл, но вовремя осёкся. — Всё это аргументы, недостойные мужчины — по таучинским понятиям, конечно. Нужно придумать что-то другое, но... Но что за намёк про особые отношения? О которых к тому же все знают? А ведь, похоже, он опять меня „подставил"! Точнее, выставил в качестве аргумента, чтобы ответственную (и прибыльную!) миссию поручили именно ему! То есть у Киря „особые отношения", а Чаяк ему первый друг. Значит... Чёрт, ведь придётся соглашаться! Ладно, зато побываю возле „ворот" в родной мир, хотя это, конечно, бесполезно — мне здесь париться ещё два года».

— ...что такая... что такое дело надолго задержит нас, — продолжил Кирилл своё высказывание. — Может начаться весенняя распутица!

— Не беспокойся, друг, — мы успеем! — заверил Чаяк.

Берега тёплого ручья по-прежнему выглядели как бойкий перекрёсток, только без пешеходов и транспорта. Точнее, как место первобытных пикников. Причём какая-то компания «отдыхала» тут совсем недавно — ушла, вероятно, перед самым появлением немаленькой команды Чаяка. Кирилл был теперь «в своём уме», и многое стало интересовать его как учёного: «Куда всё-таки деваются жертвоприношения? А вдруг этот объект связан с „воротами" в другой мир? Перевал Уюнкара, в общем-то, отсюда недалеко... Кроме того, оказывается, существует обряд непосредственного общения с демоном! Ему нужно рассказать о своих проблемах или свершениях, а он может дать совет или просто выразить своё отношение. Между прочим, складывается впечатление, что в данном случае этот обряд я и должен выполнить, меня для того сюда и притащили. Может, обойдётся? Может, я пешком постою?»

В первый же день по прибытии Кириллу показали «исповедальню». Место оказалось не очень таинственным — некое подобие пещеры или грота, глубиной метров семь-восемь. Заканчивалось оно не «коренной» стенкой, а завалом из каменных глыб, причём не до самого свода — там темнела довольно широкая щель. Наверное, пустота в горной породе продолжалась и дальше, но никого это не интересовало — спелеологических упражнений обряд не предусматривал. Зато предусматривал процедуру предварительного «очищения». Она заключалась в том, что перед походом в каменную нору нужно в определённом месте накопать из-под снега веток и мха, разложить их кучками на восемь сторон света и по возможности одновременно поджечь. Потом забраться внутрь этой октограммы, побрызгать в каждую сторону собственной кровью и раздувать эти костерки, не подкладывая нового топлива. Хорошим знаком считается, если все они прогорят одновременно. «Похоже на подачу дымового сигнала, — мысленно усмехнулся Кирилл. — Интересно, зачем он вездесущему демону?»