Но вместо очаровательной (и умной!) девушки в холодной части шатра сидела некрасивая тётя средних лет. Она делала вид, что разминает оленью шкуру, а на самом деле плакала. Можно даже сказать: ревела. Но тихо — как бы только для себя. Для Кирилла это был удар «ниже пояса» — а он-то надеялся...
Аспирант глубоко вдохнул и выдохнул воздух: «Спокойно, Кирюха! Жизнь тебе однозначно показывает, что женщины везде одинаковы — что под пальмами, что под снегом. Никто здесь, похоже, сопли тебе вытирать не будет — не надейся! Наоборот! Вот я сейчас присяду рядом, обниму её за плечико, поглажу по головке... А потом начнётся — как было с Танькой, Ленкой, Светкой... И с Нинкой... Оно мне надо? Ну... если честно... Надо, конечно, но неужели нельзя БЕЗ ЭТОГО?! Тогда что же — следует «быть спокойным и упрямым», да?! Да, наверное...»
— О чём ревём? — строго спросил муж. — Почему не работаем?
Впрочем, строгости его хватило секунд на десять-пятнадцать. А потом...
А потом выяснилось, что «девушку» до слёз довёл не он своим поведением, а как бы сама жизнь:
— Бэчуглин не хочет разделять стада... Говорит, у Чаяка нет людей, чтобы пасти его часть...
Дальше последовало множество слов, которых Кирилл просто не знал. Это было обидно, но он «пошёл на принцип» — махнув рукой на гордость, потребовал объяснения всего. И в конце концов получил. Пришлось поднапрячь и собственную память. В общем, картина получилась примерно такая.
Семья Луноликой сделалась собственницей некоего поголовья оленей, и это означало, что мечты наконец сбудутся — изменится социальный (скорее моральный!) статус семейства. Но стада (ударение на последнем слоге!), оказывается, бывают разные. Кирилл сформулировал для себя это так: люди Хечукана держали «мясо-шкуровое» стадо, за счёт которого в основном кормились и одевались. А вот береговые таучины и большинство мавчувенов держат стада «транспортные». В чём разница? В составе, конечно. В первом случае главную ценность представляют плодовитые важенки, а во втором — быки, способные хорошо работать в упряжке. Нюансов масса, но в данном случае речь идёт об отеле, который вот-вот начнётся или уже начался. Эту «страду» можно проводить по-разному. Можно пустить всё на самотёк, как это обычно делается. А можно отделить беременных олених, пасти их на лучших пастбищах, присматривать за процессом отёла и окружать заботой новорождённых. Тогда телят уцелеет значительно больше — поголовье может удвоиться. Может, но... Но после весны наступит лето — самая тяжёлая пора для оленей и «оленных» людей. Будет массовый вылет насекомых — комаров и оводов. Причём оводов нескольких видов, часть из которых просто паразитируют на оленях — выводят в них своё потомство. И взрослым-то оленям будет нелегко, а уж молодняку... У «береговых» таучинов нет традиции «упираться рогом» ради сохранения поголовья — на всё воля духов стихий. А вот она — Луноликая — всегда мечтала стать хозяйкой (женой хозяина!) большого «мясного» стада. Чтобы, значит, «свои» были всегда сыты и одеты, чтобы любого гостя можно было кормить от пуза, небрежно (демонстративно!) выбрасывая остатки песцам и воронам.
Ради этого она и согласилась когда-то стать женой Шамгына. Но прежний муж ушёл в «верхнюю» тундру, а новый...
— Зачем ты всё это говоришь?! — попытался задать прямой вопрос Кирилл. — Хочешь, чтобы я отправился в тундру обихаживать наше стадо?
Больше всего аспирант боялся, что его «жена» просто согласно кивнёт. Тогда он, пожалуй, обречён — одному в тундре ему не выжить, а здесь остаться будет уже нельзя. Но Луноликая поступила иначе: подняла голову, глаза её блеснули:
— Пойдём вместе, Кирь! Ты ведь возьмёшь меня, правда?
«Куда ж я денусь? — мысленно усмехнулся Кирилл. — Но как-то интересно всё складывается: они что, сговорились с Чаяком?! В „первобытные" интриги мне как-то не верится — скорее это какой-то «поток» судьбы... Но в тундру идти придётся — как же я там буду без аркана?! Впрочем, проблема не в этом — совсем не в этом...»
Глава 7
ЛЕТО
Они лежали, обнявшись, в пологе — на засаленных шкурах. Ароматы стационарного таучинского жилья уже стали для Кирилла почти привычными. Аспирант лежал и галлюцинировал в удовлетворённой истоме — воображал себя в родном мире, в оптимально-желаемой обстановке. И сколько бы его мозг ни рождал фантазий, в них всегда участвовала Луноликая. Кирилл поднапрягся и попытался представить собственную дальнейшую жизнь без неё — не получилось. «Это что же, влюбился я, что ли?! Так ведь не впервой же... Но вот как-то без неё не получается — всё теряет цвет, вкус и смысл. А что, в моей «хрущобе» она навела бы полный порядок и наверняка не стала бы разводить костёр на паркете!»
— Почему ты такой грустный? — спросила Луноликая, поудобней устраиваясь у него на плече.
— Я?! — изобразил удивление Кирилл. — Я очень довольный и радостный — разве не заметно?
— Заметно, — вздохнула женщина. — Заметно, что ты притворяешься. Разве я не знаю мужчин?
— А ты знаешь?! — ревниво заинтересовался учёный. — Откуда?
— Я давно замужем, — последовал резонный ответ. — Между прочим, Шамгын, хоть и был небогат, никогда не отдавал меня простым людям — только самым лучшим!
— М-да? — пробормотал Кирилл. Традиции группового брака он не мог не признать разумными и целесообразными в здешних условиях, но инстинкты и рефлексы упорно протестовали. — Это кому же?
Он немедленно получил то, что просил, — довольно длинный перечень имён, произнесённый не без некоторого самодовольства. Среди них были и знакомые: Бэчуглин, Хечукан... Большинство он не знал, но упоминания в разговорах помнил — действительно авторитетные люди! И как же на это должен реагировать интеллигентный молодой человек XXI века?
— Хгм... А почему ты до сих пор не забеременела? Или об этом неприлично спрашивать?
— Глупый какой! Что ж в этом неприличного?! Это всем интересно! Просто я пока не хочу — мне нравится быть лёгкой! Ну, может, на следующий год...
— Разве это зависит от желания?
— У меня зависит!
— Как это?!
— Моя "бабка была большой женской «шаманкой», мать тоже. Они мне рассказали, как уговорить духа нового человека не вселяться в живот до времени — пока сама не захочешь.
— Па-анятно-о... — протянул Кирилл, торопливо вспоминая всё, что он знал о нравах таучинов по этому поводу.
«Долгое время учёные полагали, что первобытные народы, живущие в экстремальных условиях, искусственно ограничивают свою численность путём убийства стариков, больных, „лишних" младенцев (особенно женского пола) и варварского абортирования беременных. Однако к концу двадцатого века было вполне убедительно доказано, что подобные эксцессы если и имели кое-где место, то являлись чрезвычайно редкими и демографической „погоды“ никак не делали. Наоборот: плодовитость женщины, многодетность семьи всегда считались величайшим благом. Ну, а уж количество выживших детей определялось состоянием пищевой базы — до тех пор, пока „белые“ люди не занесли «дикарям» свои инфекции. Так что Лу нежеланием беременеть идёт против общественного мнения, является явным отклонением от нормы.