— Так... — пожал плечами Чаяк. — Насыщали свою жажду крови.
Маленький караван снова тронулся в путь. Последний переход оказался коротким. Вот только верхушки шатров не показались из-за перегиба склона, как несколько дней назад. Зимних жилищ больше не существовало. На месте стойбища не существовало больше ничего и никого...
Слабо дымились пепелища, валялись трупы — мужчин, женщин, детей. Почти все они были голыми — по-видимому, изрядно поношенная к весне их одежда всё-таки представляла какую-то ценность. Как, впрочем, и предметы домашнего обихода. Всё, что осталось, было сломано или сожжено. Ни одного целого шеста от каркасов — в тундре раздобыть их практически невозможно, хорошие слеги служат десятки лет, а три основных несущих шеста в каждом жилище считаются священными.
Кирилл бродил взад и вперёд, пытаясь восстановить картину происшедшего. Только голова его соображать отказывалась. В мозгу крутилась фраза, много раз встречавшаяся в архивных документах: «...и немирных тех таучинов побили до смерти...» «Иногда, впрочем, приводилось количество убитых врагов и тщательно перечислялись раны, полученные служилыми в бою. Только одно дело читать казачьи «отписки» и совсем другое — увидеть, что кроется за одной-двумя короткими неуклюжими фразами. Совсем другое дело — узнавать знакомые лица на снегу...»
— Мужчины всё-таки стали сражаться?
— Конечно, — кивнул Чаяк, словно это само собой разумелось. — Враги подошли вон оттуда, а потом окружили.
Это было мучительно трудно, но Кирилл всё-таки начал задавать вопросы. Воин отвечал, но лучше бы он этого не делал.
Судя по следам, бой начался как обычно — с перестрелки лучников. Только силы оказались совершенно неравными, да и менгиты — люди русского царя — в бою чрезвычайно сильны. Несколько защитников были убиты «огненным громом», остальные стрелами и копьями. Трое, будучи, вероятно, ранеными, не смогли покончить с собой и попали в плен. Их запытали насмерть — подойти близко к телам Кирилл не решился. Победители хотели что-то узнать или просто развлекались, было неясно. Несколько женщин и детей, по мнению Чаяка, уведены в плен — по крайней мере, среди трупов их нет. Остальные успели покончить с собой, предварительно заколов детей.
Маленький караван расположился на ночёвку примерно в километре от бывшего стойбища. Люди почти не разговаривали друг с другом. Кирилл перекинулся несколькими фразами с Чаяком и понял, что тот весьма опечален случившимся, но не считает его чем-то из ряда вон выходящим. И уж тем более не считает себя в чём-то виноватым — он действовал в соответствии с местными правилами и традициями. Просто мавчувены и менгиты — враги таучинов, так чего же иного от них ожидать?!
Утром путники двинулись по старому санному следу куда-то на северо-восток. Из пояснений Чаяка Кирилл понял, что в тех краях расположено ещё одно стойбище, где тоже живут друзья. Впрочем, понимал он что-либо с большим трудом — слишком много впечатлений свалилось на него за последние дни. Разум как бы переполнился, захлебнулся ими и отказывался принимать очевидные истины. Например, что всё это не скоро кончится, что белая пустыня вокруг — надолго, если не навсегда. И завтра он не проснётся в своей городской квартире, не примет горячий душ, не выпьет кофе и не усядется за компьютер. Если и существует выход в родной мир, то он становится всё дальше и дальше.
Примерно в середине следующего дня на горизонте показалась тёмная змейка, которая постепенно превратилась в длинную вереницу оленей. Двигались они, конечно, не по прямой, а по старому санному следу, который был проложен там, где удобнее ехать, а не где короче. Чуть позже удалось разглядеть и нарты с погонщиками — восемнадцать штук. Между ними двигались олени без груза, которых было, наверное, вдвое больше, чем запряжённых.
— Они идут нам навстречу? — спросил Кирилл.
— Конечно, — слегка удивилась Лу. — Здесь же одна дорога.
«Ну да, — грустно усмехнулся учёный, — в этой пустыне больше ехать негде!»
Когда расстояние достаточно сократилось, Чаяк и Кирилл отправились навстречу незнакомцам пешком, оставив упряжки под надзором Луноликой и Нгаяка — оленям и собакам сходиться было совершенно незачем. А вот людям нашлось о чём поговорить.
Конечно же, половина встреченных оказалась друзьями Чаяка, а другая половина — просто знакомыми. Кирилл, как умел, исполнил обряд приветствия, а потом отодвинулся на второй план, стараясь поменьше обращать на себя внимания и побольше слушать. Очень быстро выяснилось, что эти люди из того самого стойбища, куда направлялся караван Чаяка. Кирилл, конечно, подумал, что они едут в гости к родственникам, которых уже нет в живых, но всё оказалось гораздо сложнее. Таучины действительно ехали в соседнее стойбище, но не для развлечения, а чтобы позвать тамошних свободных мужчин в набег — бить мавчувенов. Зачем? А чтобы отнять у них оленей. С какой стати?! А с такой: данных животных, по слухам, у них стало много, а это несправедливо и неправильно. В общем, олени нам и самим нужны, да и воинскую доблесть проявить не мешает.
— Это так, — согласился Чаяк, — олени нужны. Многие береговые хотят иметь своё стадо, ведь в последние годы почему-то приходит мало морского зверя, и люди в посёлках часто голодают. А олени сейчас хорошо плодятся и почти не болеют попыткой. Те, кто пасёт их, всегда сыты.
«Ничего странного, — мысленно прокомментировал Кирилл. — Скорее всего, выдалось несколько холодных лет подряд, а изменение среднегодовой температуры действует на обитателей Арктики по-разному: при потеплениях поголовье морских животных увеличивается, а оленей сокращается — и наоборот. В родном мире есть версия, что именно похолодание климата привело к возникновению в XVIII веке крупностадного оленеводства».
— Ты часто бываешь на Койме, Чаяк, — сказал Бэчуглин. Низкорослый, широкий и, наверное, очень сильный, он, похоже, был тут самым авторитетным. — Расскажи нам, где живут самые богатые мавчувены.
— Расскажу, — пообещал воин, — но вы не найдёте союзников в стойбище Хечукана. Оно теперь в «верхней» тундре — все.
— Как?!
— Пришли мавчувены с менгитами. Наши друзья храбро сражались. Мне жаль, что не довелось умереть вместе с ними.
— У людей Хечукана было большое стадо... — печально проговорил Бэчуглин.
— А теперь враги гонят его к деревянному стойбищу менгитов... — в тон ему продолжил Чаяк.
Собеседники надолго замолчали, погрузившись в скорбные размышления. Во всяком случае, Кириллу так показалось.
— Брат моего деда долго был пленником менгитов, — проговорил наконец Бэчуглин.
— Я помню его рассказы, — кивнул Чаяк.
— Они ничего не дают тем, кто становится рабом русского царя.
— Да, не дают, — подтвердил собеседник. — Только берут, и всё время хотят большего.
— Олени людей Хечукана не достанутся мавчувенам. Они будут пасти их для менгитов, — медленно проговорил Бэчуглин, как бы приглашая к совместным размышлениям. — Будут плохо пасти...