– Вон он, явился губитель наших богов!
И рев начался, вой, рык лютый. Люди на Детинецкой стороне стояли стеной, потрясая кулаками. Ну и хоть бы ругались как положено, а то словно дикие звери выли. Добрыня видел на лицах своих дружинников озадаченность, молодой Воробей даже закрестился истово. И этот жест еще пуще обозлил людей на Детинецком берегу. Начали камни кидать через Волхов, тесаками потрясали, дубинами. И, опять же, ревели, рычали по-звериному.
Добрыня только наблюдал. Гулкий шепот-призыв в голове еще слышал, но не обращал внимания, настолько решительно настроен был. А вот на беснующихся на том берегу шепоток явно действовал, бесились от него, были словно в раже некоем, в ярости лютой. Добрыня заметил, как знакомый ему тысяцкий Угоняй повелел метнуть на Торговую набережную булыжник из орудия. Причем указывал прямо на посадника в его алом плаще.
Добрыня на всякий случай сделал пару шагов в сторону и следил, как огромный валун тяжело перелетел реку и плюхнулся у самого берега, обдав илистой грязью место, где он только что стоял. Да, научен кое-чему Угоняй, это вам не какой-то Соловейка из волхвов. Соловейку Добрыня тоже приметил и впервые ощутил настоящее волнение. Сейчас этот волхв был не просто подвизавшийся при капищах жрец, то и дело пьяненький, – теперь в нем ощущалась сила. И когда он начал что-то выкрикивать, вскинув руки с зажатым посохом, Добрыня почувствовал, как на него как будто ветром холодным повеяло, да так, что под его напором ему пришлось попятиться. Ого, вот, значит, как! Наделили немалой силой чародейства назвавшегося Богаммилом Соловейку!
Путята увлек посадника от разбитого булыжником берега.
– Ты что, совсем сдурел, Добрыня?! Зачем злишь их? Они ведь бешеные, а ты им нынче хуже онегрызки
17 жестокой!
– Больше не буду, друг Путята. А эти пусть еще побесятся немного. Трогать их пока не велю. Нам самим тут управиться надо, чтобы местные в спину не ударили. И службу пусть проведут. Хорошо проведут, во славу Господа нашего, чтобы с песнопением и курением ладана, с молитвой истовой.
И пошел прочь. Ибо сейчас его больше всего интересовало, как новгородцы Торговой стороны отнесутся к речам о христианстве.
Служба христианская жителям Торговой стороны понравилась – собрались, смотрели, слушали. Но потом каждый пошел в свою сторону. Священнослужители же последующие два дня ходили по торжищам и улицам, поучали людей, рассказывали о новой вере, об Иисусе Христе, о его наставлениях быть милосердным, о прощении и усмирении гордыни… На них поглядывали недоуменно. Не все, конечно. Бабы и молодицы, какие слушали пригожего дьяка Саву, даже всхлипывать начинали умильно. Старикам понравилось, что после крещения они попадут в такое небесное царство, какому и Ирий светлый не чета. Но большинство мужиков и отроков лишь пожимали плечами. Как же это – подставить щеку, когда тебя по морде двинут? Это значит слабость проявить. А слабыми быть новгородцам не хотелось.
Добрыня велел сосчитать тех, кто веру принял, – немногим более пары сотен человек выходило. И то ладно.
– Ну что же, не хотят ладком, значит, покажем силу, – решил Добрыня. – Помолимся, а там, благословясь, начнем порядок наводить.
Что там епископ Иоаким говаривал, когда они в Новгород из Городища выезжали? Терпеливая проповедь нужна? Вот они и проповедовали. А теперь пора настоящим делом заняться.
Добрыня выбрал для вылазки раннее время, однако в аккурат после того, как петухи пропели зарю. Люди в этот час обычно сонными и вялыми бывают, однако и темная сила на убыль идет. Вот и надеялись, что, когда Путята с его ростовчанами минуют реку, им не так сложно будет сонную Детинецкую часть града под себя подмять. Добрыня через Волхов наблюдал, приглядывался, прислушивался… И едва не вскрикнул, когда в голове ухнуло, словно его оглушили приказом темной ярости. Даже застонал сквозь зубы. А у срубов и частоколов на той стороне такое началось!..
Более часа витязи Путяты не могли даже протиснуться в проходы между строениями Детинецкой стороны – так на них наседали озверевшие новгородцы. Но и дружинники ростовские не сдавались. Стали стеной щитов, сдерживали бешеный напор, из-за их строя лучники метали стрелы в толпу. Промазать тут было трудно, каждая стрела в этой толчее разила кого-то из вопящих. А когда новгородцы, теряя столько людей, все же отступили, то на них уже и мечники пошли наседать, разили люто. И при этом кричали: «С нами Господь!»
Этот клич с упоминанием нового Бога особо разъярил язычников. Озверевший тысяцкий Угоняй немало дружинников ростовских уложил, пока его самого не снесли стрелой. И раненого, ругающегося, как черт, потащили к Добрыне.
– Вот, посадник, погляди на погубителя супружницы твоей. На кол его велишь посадить или как?
– На кол и немедля, – даже не глянув на отплевывающегося кровью бывшего соратника, сказал Добрыня. – Ну а Соловейку кто видел?
– Да спрятался он за спинами людей. Ишь сыч! Он своих оглашенных на наши мечи посылает, а сам схоронился за частоколами детинца.
– Тогда поджигайте детинец!
На какой-то миг возникла пауза. Наконец кто-то сказал:
– Как же поджигать? От детинца огонь на другие постройки перекинется, на терема, на усадьбы градцев.
– Вот пусть и позаботятся, чтобы добро их не сгорело. А волхва Соловейку постарайтесь добыть. Или пусть сгорит в детинце.
Но хитрый волхв, называвший себя Богаммилым, успел скрыться, когда все вокруг заполыхало. Огонь во граде отвлек новгородцев от противостояния Путяте. Они кинулись к своим домам, голосили отчаянно, причем скоро сами стали взывать с просьбами о пощаде к посаднику, словно и не они же восстали против него.
– Что же ты творишь, Добрыня! Там наше жилье, наши чада, отцы и матери, жены! Прекрати немедля, если хочешь мир с нами наладить.
Ну хоть говорили уже по-человечески, а не выли, как зверье дикое.
Добрыня сперва как будто и не слышал их мольбы. Снял островерхий шлем, прислушался. Огонь гудел, люди кричали, но чтобы в голову какой-то мерзкий шепоток проникал – так в шуме этом и не различить. А может, и сходит морок. Добрыня очень на это надеялся. И приказал своим людям выстроиться цепочкой от самого берега Волхова и передавать кадки и ведра с водой, чтобы помочь градцам побороть быстро расходящийся огонь. Так совместными усилиями и справились.
Ближе к вечеру, когда дымы над градом развеялись, а много дней покрывавшие небо тучи разошлись и янтарные лучи солнца осветили округу, Добрыня повелел гнать новгородцев к водам Волхова.
Выступил перед ними.
– Вот что скажу, люди: крестить вас сейчас будут! Крестить быстро и не спрашивая вашей воли. А как попадете под власть Христа светлого, я прощу вас за все былое, за своеволие и кровь пролитую. Если же кто из вас заупрямится… Что ж, мечи у людей Путяты еще от крови не высохли, вот и велю рубить несогласным буйны головы.