— Не знаю! До сегодняшнего дня я даже не подозревала о его существовании.
— А когда узнала, решила не разочаровывать?
— Я плотно задернула шторы.
— Придется открыть как раньше, ты же хочешь, чтобы мы его поймали? — воздержание и воображение пробуждали вожделение, но он не мог протянуть руки и получить то, что привык считать своим, поэтому злился, чувствуя, что пойман на крючок. — Если всегда в подобном наряде открываешь двери, не удивлюсь, если придется переловить весь город.
— Не думала, что так выйдет, — она обняла свои плечи, пытаясь прикрыться.
— Не верю, — насмешливо заметил гость.
Оправдываться было бесполезно. Любое слово раздраженного Айзека лишь распалило бы больше, потому она молча смотрела в одну точку и не сразу поняла, что в гостиной воцарилось тишина. Сперва Ханна не поняла причины, но, заметив, что он пристально рассматривает ее лицо, покраснела от стыда. Оказывается, она безотчетно покусывала нижнюю губу, а Айзек хорошо знал, что Ханна так делала, когда желала соблазнить его.
— Если ничего не надо, лучше уходи, — как можно спокойнее вымолвила, понимая, что Айзек раскусил план Алексии.
— Когда ты моешься или переодеваешься?
— Что? — ошарашено переспросила Ханна, не веря своим ушам.
— Когда за тобой интереснее подсматривать? — язвительно пояснил мужчина.
— Я… я не знаю, — растерялась она.
— Желаешь утаить любовника?
— Не было у меня любовника! — возмущенно воскликнула Ханна.
— Что, ни одного? Чем подтвердишь сей факт?
— Я не собираюсь ничего доказывать! Поймаете негодяя, спрашивайте у него!
— Обязательно спрошу, с пристрастием! Не боишься, что расскажет про тебя много интересного?
— Мне нечего скрывать.
— Посмотрим!
— Не на что смотреть. Я вам ни сестра, ни жена, ни родственница! Мы — чужие люди.
— Если чужие, оставить тебя наедине с трудностями? Ты в состоянии нанять хорошего адвоката?
— Это тебя не касается!
— А кого? Хоута касается?! — он прищурил глаза и насмешливо усмехнулся.
— Да идите и ты, и Хоут к дьяволу! — разъярилась Ханна.
— Желаешь остаться один на один с жителями этого милого городишка?
— Зачем приехал? Что тебе от меня надо?!
— Для начала — покорности, — невозмутимо, даже надменно диктовал условия Айзек.
— Я была покорной три года! В Аллентауне рыдала от тоски и одиночества, пока ты пропадал днями и ночами! Тебе доставляло удовольствие измываться надо мной! Да, у меня есть любовник, даже не один, и даже не два! И… — не успела выкрикнуть она, потому что Айзек влепил ей пощечину: не сильную, но унизительную. Почувствовав, что нащупала его слабую черту, Ханна остервенела.
— Не нравится?! — ее глаза пылали гневом. — Мне тоже не нравилось. Ты — самодур! — она сморщила нос, выражая презрение. — Да если бы у меня было желание, даже заперев дома, ты не смог бы помешать ответить взаимностью Олафу, Кевину или Фицджеральду, которые за твоей спиной предлагали стать содержанкой. Я любила тебя, так сильно, как только могла, и, чтобы не потерять, молчала! А ты решил, что я безмолвная вещь? Иди к черту, я не твоя прихоть! Пусть я буду сидеть в тюрьме, но…
— Какая тюрьма? Виселица! Тебе вменяют преднамеренное убийство, — цинично, с язвительной насмешкой заметил он, всем своим видом выказывая превосходство.
— И пусть! — кричала Ханна, топая ногой и вытирая слезы. Она не могла больше сдерживать себя. Айзек всегда умел вывести из равновесия, а потом с удовольствием смотрел на ее истерические припадки. — Убирайся! Видеть тебя не хочу!
— Дать адрес Олафа или Фицджеральда? Или остановишь свой выбор на Хоуте?
— Пошел вон! — зарыдала Ханна, раненая его бесцеремонностью настолько сильно, что потеряла самообладание. Еще бы мгновение, и, лишившись остатков здравого смысла, плюнула бы ему в лицо, поэтому рванула к двери, чтобы вытолкать гостя на улицу, но не успела. Едва поравнялась с ним, Айзек схватил ее за руку и, дернув, прижал к себе спиной. Как Ханна ни брыкалась, задеть его не могла, потому что он, зная, как она может брыкаться, был готов к любым выходкам.
— Скучала по мне? — низким, хриплым голосом поинтересовался Гриндл, наблюдая, как ее бессильная ярость переходит в слезы отчаяния. Ханна, крепко прижатая к нему, перестала сопротивляться и теперь плакала навзрыд, свесив голову.
Айзек тоже был подавлен. Нужно было уйти навсегда, громко хлопнув дверью на прощание, но он этого не сделал и теперь испытывал горечь, не менее тягостную, чем любовница.
Потребовалось время, чтобы плач стал приглушенным. Ханна попыталась выпростать руку, но не смогла.
— Пусти, — прошептала, но Айзек не шелохнулся.
— Пусти! — жалобно повторила, громко шмыгнув носом.
Одной рукой он достал из кармана надушенный платок и вытер ей нос, продолжая удерживать другой.
— Скучала по мне? — повторил вопрос, и ей ничего не оставалось, как едва заметно, кивнуть. Он держал бы ее ровно столько, пока бы она не ответила. — Я знал, — умиротворенно произнес довольный мужчина.
— Уходи.
— Не для того приехал, чтобы так просто уйти. Кстати, я тоже скучал. Даже сам не ожидал от себя подобной грусти. Довольна?
Ханна молчала, продолжая громко всхлипывать.
— Поцелуешь перед прощанием?
Уловив, как ее плечи дернулись и опустились, бесстрастно добавил:
— Предстоит ночь просидеть в саду, и все из-за склонной к истерии особе, отказывающейся сжалиться и рассказать, когда отходит ко сну.
- В девять, — глухим голосом прошептала она.
— Сразу бы и сказала. Так нет же, нужно было устроить много шума из ничего.
Когда Гриндл покинул дом, из-под стола, накрытого скатертью, послышалось кряхтение:
— Даже я подумала, что уезжает из города. Подобного изворотливого, проницательного хитреца еще не встречала. Но мне кажется, бой мы выиграли. Аллилуйя! Хотя победа далась тяжело. О, мои ноги и поясница! Помоги вылезти, милая. Надеюсь, твоего платья из-под софы не было видно?
Слушая всхлипы Ханны, Алексия вкрадчиво поинтересовалась:
— А, может, все-таки на Хоуте остановимся? Нет? Ну, ладно, — хозяйка вздохнула. — Да, купидон — злой мальчишка…
* * *
В эту ночь в сад никто не пришел.
Следующим вечером утепленные ловцы расположились более удачно. Учтя ошибки прошлого вечера, они залили во фляги кипяток и, обмотав тканью, держали под одеялами, что позволяло согревать руки. Похолодало, дул влажный ветер, улицы давно опустели. Отсидев в засаде больше пяти часов, они спрятали одеяла в сарае миссис Грапл и, изображая пьяных, окружными путями отправились в гостиницу.