Снегири - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Димке cтр.№ 33

Однажды мы с Мелким услышали обрывок фразы, сказанной кому-то тетушкой: «Наши дети – одно из немногих светлых пятен в его жизни». Мелкий поинтересовался у меня, что такое светлое пятно и почему мы им являемся. Я изумилась его недогадливости.

– Мелкий, – сказала я, – ты что, не помнишь, как выглядит дом деда Бориса? Там же все серое, зеленое и коричневое, а мы – белые.

– А, – сообразил Мелкий, – тогда понятно. А другое белое пятно – кролики.

Правда, кролики жили не в доме, а в специальном помещении, но когда мы приезжали, дед Борис разрешал нам взять одного из них и немного с ним поиграть. Так что, по крайней мере в этот момент, в его доме было целых три светлых пятна. Дом деда Бориса состоял из одной, но очень большой комнаты, которую на две условные части, кухню и место, где можно было спать, разделяла огромная печь. В комнате было полно интересных вещей, которые громоздились кучами везде и висели на стенах. Инструменты, старые клетки, веники и какие-то травы, одеяла и множество дивных предметов неведомого назначения заполняли пространство.

Когда мы приезжали, то первым делом играли с Розой, которая – в отличие от дедушкиной Найды – была чрезвычайно дружелюбна. Она относилась к той разновидности собак, которую в деревне называли лайкоид. Такие собаки, наряду с дружелюбием, обладали следующими признаками – торчащими ушами, хвостом-рогаликом, умением спать во дворе в любую погоду и чрезвычайной пронырливостью в добыче того, что можно было съесть. Все остальные признаки, такие как окрас, размер и степень лохматости, были вариативны. Потом мы шли играть с кроликами, а дедушка с дедом Борисом – топить баню. Когда баня была натоплена, а кролики и Роза заиграны до полуобморочного состояния, взрослые и Мелкий шли в баню, а я – собирать на стол.

Это было здорово – дома мне никогда такого не поручали. Во-первых, я обладала потрясающей мою бабушку способностью к битью посуды, во вторых, в нашей кухне невозможно было ничего найти – все было хитро упрятано в шкафы и полочки. У деда Бориса было иначе. Вся посуда помещалась на одной полке и была в основном железной, а вся утварь была удобнейшим образом развешана по стенам. Я смахивала со стола опилки и крошки, расставляла чашки и тарелки, стараясь не смотреть на холодец, вытаскивала из дедушкиного рюкзака наши припасы и ставила чайник. Потом я доставала бутылку с самогоном (дед Борис еще год назад, когда мне исполнилось шесть, показал, где она стоит) и брусничное варенье, из которого дедушка делал нам с Мелким морс. Я делала все медленно и тщательно, я чувствовала себя хозяйкой. Когда все возвращались из бани, мы садились за стол и неторопливо ужинали. Начинало смеркаться, дед Борис подкидывал в печку дров, и мы постепенно перемещались поближе к ней. Мелкий обычно перемещался с булочкой, а дед Борис и дедушка – со стаканами. Сонька – кошка, которая зимой квартировала у деда Бориса, урча, вспрыгивала мне на колени. Это значило – наступало время рассказа.

Когда мы в первый раз приехали к деду Борису, мне было почти пять лет. Самым поразительным после кроликов, печки, на которой можно спать, и свистульки, которую дед Борис сделал прямо при нас, было то, что в его доме не было ни одной книги. Я долго искала, но так ничего и не нашла. В этот момент меня переполнила острая жалость – дед Борис был такой хороший, как вышло, что никто не подарил ему ни одной книги? А вдруг он ничего не знает про Бибигона, Царя Салтана, Кая и Герду, Винни-Пуха и Геракла? Это же несправедливо! Осторожно, чтобы еще больше его не расстроить, я спросила, знает ли он что-нибудь о них. Дед Борис вместо ответа покачал головой. Он вообще не любил разговаривать. У меня не было с собой ни одной книжки, и тогда я сказала:

– Хочешь я тебе все-все расскажу?

– Конечно, – ответил он.

Я задумалась, потому что хотела начать с самого восхитительного и волшебного. После минутного размышления я поняла, что начать нужно с истории аргонавтов. Мы сели у печки, и я рассказала все о Ясоне и Диоскурах, Геракле и Орфее, их путешествии и золотом руне. Я, если быть честной, рассказала даже немного больше, кое-что развив и дополнив и совсем немного изменив конец. Мне хотелось сделать рассказ как можно более увлекательным, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие в жизни деда Бориса этой прекрасной истории. Деду Борису очень понравилось, дедушке и Мелкому, кажется, тоже. С тех пор, как только начинало смеркаться и свет за окном постепенно лиловел, мы садились к печке, и я рассказывала очередную историю.

Мы не зажигали света, только слегка приоткрывали дверцу печки. Было очень тихо, я слышала только свой голос, потрескивание дров, иногда лай Розы, скрип снега под ногами кого-то, проходящего по улице, и урчание кошки. Рассказывать, глядя на огонь, было хорошо, потому что в нем можно увидеть все, о чем говоришь, – море, битвы, драконов, горы, лес, богов и людей. Когда я заканчивала, мы все еще немного сидели вместе: я гладила Соньку, Мелкий шевелил догорающие в печке дрова, дед Борис курил папиросу, дедушка наполнял стаканы… Потом мы с Мелким отправлялись спать. Спали мы на печке, и это было чудесно. С печки было видна вся комната. Мы забирались на нее, заворачивались в одеяла, и дедушка давал нам по мандарину. Они с дедом Борисом возвращались к столу, сдвигали остатки ужина, зажигали настольную лампу, и дедушка доставал шахматную доску.

Сначала мы наблюдали за их игрой. Каждый раз Мелкий просил объяснить ему правила, и каждый раз в течение десяти минут я объясняла их заново. После чего Мелкий, убедившись, что и в этом году он их не понимает, предлагал мне немного отвлечься и обсудить, что нам подарят на Новый год. Спектр вопросов был неизменен – будут ли наши подарки одинаковыми, прислушались ли взрослые к его неоднократным и ненавязчивым напоминаниям, которые он методично делал с конца октября, о том, что «вещов не надо», и стоит ли попытаться найти спрятанные подарки до наступления праздника. Когда каждый из вопросов был обсужден, Мелкий сообщал, что он не будет спать до тех пор, пока не узнает, кто выиграл – дедушка или дед Борис, после чего тут же засыпал. Тогда я поворачивалась на живот – так было удобнее наблюдать за игрой – и решала, за кого я болею на этот раз. Решить это нужно было быстро, потому что играли они очень хорошо, следить за игрой было увлекательно, но трудно, и времени на колебания не оставалось.

Вообще-то я была на стороне деда Бориса. Его давным-давно научил играть в шахматы дедушка, и я чувствовала между нами тайное сродство. Конечно, дед Борис играл намного лучше меня, почти как дедушка, а может, даже не почти, поскольку выигрывал он не так уж редко. Я лелеяла надежду, что когда-нибудь тоже обыграю дедушку, хотя бы один раз. Однако обычно, чтобы никому не было обидно, я болела за них по очереди. Иногда, несмотря на то, что было мучительно интересно, я все-таки засыпала – партия была долгой – и очень горевала об этом наутро.

Засыпая, я думала, что им нравятся мои истории, потому что я всегда рассказываю про богов и героев, а их обоих я давно подозревала в том, что они обладают человеческой природой только отчасти. Они были самыми сильными и высокими людьми из всех, кого я знала, они умели делать абсолютно все нужное человеку – вырезать свистульки, дрессировать собак, строить дома, рубить дрова, собирать кедровые шишки, орехи и ягоды, с ними никогда не было страшно, даже в темноте, они относились ко мне серьезно и доверяли важные вещи, и они лучше всех на свете играли в шахматы.