День, когда мы были счастливы - читать онлайн книгу. Автор: Джорджия Хантер cтр.№ 71

Адди выдавливает улыбку.

– Все в порядке. Тешил себя иллюзиями.

Он проводит пальцами по волосам.

– Хорошо, что вы вернулись, – говорит Габриэла, когда он разворачивается к выходу.

– Увидимся на следующей неделе, – отвечает Адди с натянутым оптимизмом.

Выйдя из почты, он опускает голову. В груди начинает болеть. Он так надеялся. Адди шмыгает носом, борясь со слезами, потом расправляет плечи. «Слезами делу не поможешь, – говорит он себе. – Нужно делать больше. Что-то. Что угодно». Днем он пойдет в библиотеку. Будет листать иностранные газеты в поисках подсказок. Может быть, найдет какие-нибудь новости, поднимающие настроение. То, что он читал в Минасе, вызывало тревогу, а иногда приводило в замешательство. В одной статье попытки Гитлера уничтожить евреев в Европе назывались «умышленным массовым убийством» и приводилось немыслимое количество жертв. В другой статье говорилось, что «еврейский вопрос» слишком преувеличен, что евреев не уничтожают, а просто притесняют. Адди не знал, чему верить. И его раздражало, что даже те крохи информации, которые он находил, обычно помещали где-то в середине, как будто редакторы и сами не были уверены в правдивости фактов, как будто заголовок «Более миллиона смертей с начала войны» не просится на первую страницу. Определенно, в Бразилии уделяли мало внимания судьбе евреев в Европе. Но сам Адди только об этом и думал.

Он надевает солнечные очки и машинально сует руку в карман, чтобы нащупать мамин носовой платок, и трет мягкую белую ткань между пальцами, пока глаза не высыхают. Он смотрит на часы. Через пятнадцать минут он обедает с Элишкой.

Элишка приезжала к нему в Минас один раз, но эта встреча не помогла восстановить то, что казалось разорванными отношениями. Элишка пришла в отчаяние, когда он рассказал ей, что поглощен только мыслями о семье и не может думать ни о чем другом.

– Хотела бы я понимать, что ты испытываешь, – сказала она, и впервые Адди увидел, как она плачет. – Адди… что, если ты никогда не найдешь свою семью? Что тогда? Как ты будешь жить?

Адди не понравились эти слова и то, что они означали, он обиделся на Элишку за них, хотя и сам задавал себе те же вопросы.

– У меня будешь ты, – мягко сказал Адди, но вышло как-то безжизненно.

Теперь это было очевидно. Элишка так же, как и он, понимала, что, пока о его семье ничего не известно, он не сможет полностью посвятить себя построению жизни с ней – любить ее всем сердцем. Элишка плакала не по нему, понял Адди, а по себе. Она уже начала представлять будущее без него.

В конце квартала Адди подходит к уличным столикам кафе «Кампана». Он пришел раньше. Элишки еще нет. Он садится за столик, гадая, приведет ли предстоящий разговор к разрыву помолвки и если да, то что это будет значить для них обоих. С тяжелым сердцем он достает из нагрудного кармана кожаный блокнот. Он уже много месяцев не записывал нот на бумагу, но мысли о семье и Элишке, о том, что значит любить и быть любимым, пробудили мелодию. Он чертит на пустой странице нотный стан и добавляет привычные значки размера три четверти. Эта новая мелодия, решает он, записывая на бумагу первые ноты, будет медленным вальсом в минорной тональности.

Варшава, оккупированная Германией Польша

январь 1943 года

Эдгар, которому неделю назад исполнилось пять лет, подпрыгивает рядом с Милой. Его нос течет и розовый от холода.

– Фрау Кремская, это дорога не в парк.

Он говорит так, будто умнее ее.

– Знаю. Мы зайдем в одно место по дороге. Это займет всего секунду.

Проведя последние четыре месяца в Варшаве, работая на семью нацистов, Мила научилась свободно говорить по-немецки.

В доме Бэкеров (который, как узнала Мила, принадлежал семье евреев, теперь, скорее всего, живущих в варшавском гетто) Милу знают как Изу Кремскую. Отец Эдгара высокопоставленный чиновник в гестапо. Его мать Гундула ленива, как домашняя кошка, но с лихвой восполняет недостаток активности вспыльчивым характером и абсолютной уверенностью, что ей все должны, этакая всезнайка со склонностью хлопать дверями и тратить деньги мужа. Работа Милы далека от идеала, но за нее платят, и несмотря на то, что каждый день сердце разрывается от того, что она заботится не о своем ребенке, ей нравится Эдгар, хоть он и избалованный. К тому же эта работа намного лучше старой, в мастерской гетто. По крайней мере здесь, в Варшаве, в отличие от гетто, у нее есть хоть какое-то подобие независимости.

По утрам Мила протирает мебель влажной тяпкой, отскребает плитку в ванной комнате и готовит. Днем она водит Эдгара в парк. Независимо от погоды – мороз ли, дождь или снег – Гундула настаивает, чтобы сын проводил час на свежем воздухе. И поэтому каждый день Мила с мальчиком идут по одному и тому же маршруту от порога Бэкеров по Степинской улице к южному краю парка Лазенки. Однако сегодня Мила свернула и прошла несколько домов на запад до улицы Збиерской. Это рискованно – она еще не знает, как убедит Эдгара молчать про отклонение от маршрута, – но Эдит сказала ей приходить днем, а ей позарез нужно увидеться с ней.

Мила познакомилась с Эдит, портнихой, когда начала работать у Бэкеров. Эдит приходит к ним каждую неделю пошить скатерть или платье для фрау Бэкер, пиджак для герра Бэкера, бриджи для Эдгара. Вчера Гундулы не было дома, Эдит пришла, когда Мила полировала столовое серебро, и женщины разговорились. Они нашли общий язык, приглушенно разговаривая на родном для обеих польском. Мила не могла отделаться от ощущения, что Эдит тоже еврейка, притворяющаяся арийкой, и это подозрение подтвердилось, когда Эдит мимоходом упомянула, что выросла к востоку от Окоповой улицы – в районе, который, как знала Мила, был частью еврейского квартала и теперь входил в городское гетто. Когда Мила рассказала ей про Фелицию, Эдит упомянула про католический монастырь за городом, который принимает сирот.

– Я могу узнать, есть ли место еще для одного ребенка, – предложила она, но тут как раз вернулась Гундула, и остаток дня женщины работали молча.

Перед уходом Эдит сумела передать Миле свой адрес, написанный на уголке, оторванном от какой-то газеты Бэкеров.

– Я живу чуть дальше по улице, – прошептала она. – Приходи днем, когда мои соседи на работе: они… бдительные.

Мила смотрит на треугольный клочок бумаги в ладони, проверяя адрес: «Збиерская, 4».

– В какое место? – интересуется Эдгар. – Я хочу в парк.

– Твоя мама попросила меня зайти к Эдит, портнихе, – врет Мила. – Ты ее знаешь, видел дома. На прошлой неделе она снимала с тебя мерки для рубашки.

– Зачем?

– Неважно. Это займет одну секунду.

Мила нажимает кнопку звонка рядом с фамилией Эдит, радуясь, что портниха указала ее вместе с адресом, и в следующее мгновение в динамике раздается голос Эдит.

– Кто там? – спрашивает она на польском.