Очень страшно и немного стыдно - читать онлайн книгу. Автор: Жужа Д. cтр.№ 18

– Оставьте нас в покое! Что вам нужно?

– Мы знаем, чем вы тут собирались заняться! Раздевайся, сука.

Ткнули лицом в мох. Заломили за спину руки, завязали чем-то – видимо, шарфом. Она отбивалась ногами, руками, сильно двинула одного локтем. Пыталась ударить кого-нибудь головой, но не получилось. Кричать было бесполезно, убежать – невозможно: их было больше, и они были сильнее. Перевернули на спину, ноги держали так – не вырваться, натянули на голову свитер. Истошно закричал сын хозяйки. Наверное, его убьют. И ее тоже. Содрали юбку. Разорвали колготки и трусы.

– Делай, что тебе говорят! – Опять грохнул выстрел. – Ноги ей раздвиньте, плохо видно! А ты трогай! Понял? Что, зассали? Вы же для этого здесь прятались? А теперь что? Будем девственников корчить! Давай, блин. – Она почувствовала холодные руки, дрожащие пальцы. – Опускайся ниже, мудак!

Он двигал по ней деревянными руками. Видимо, его опять ударили – ткнулся лицом в ее плечо. Угрозы и брань прерывались смехом, нехорошим, диким. Кто-то больно схватил ее за шею, не давая двигаться.

– Соси грудь.

Несколько раз над ними оглушительно грохнуло, обдавая брызгами щепок. Она перестала сопротивляться. Кто-то губами прижался к ее твердому от холода соску. Потом раздвинули ноги, больно вцепившись в щиколотки. Опять пинки, вопли и ругань. Она пыталась изогнуться и вырваться. Парни заржали. Кто-то засвистел. “Давай, давай, давай!” Худое тело подростка больно возилось по ней вверх и вниз, как только он останавливался, его били, он плакал и шептал ей в самое ухо: “Не могу, не могу, не могу, – продолжая двигаться, ударил подбородком в висок, – гады, гады, гады”. Ее голова больно билась обо что-то, то ли камень, то ли корягу. Через растянутый свитер было видно небо и его ухо, оно то пропадало, то опять появлялось. Потом он привстал, закричал и обмяк. Сначала она подумала, что его убили, потом опять грохнуло, затрещало ветками, но голоса и смех удалялись. Уходят, уходят, уходят. Вот их почти не слышно, и наконец совсем тихо. Ее охватил ужас, вдруг на ней лежит труп, но он зашевелился. Жив. С трудом встал, развязал ей руки и помог подняться. Отряхнул узкую грудь. Подобрал с земли брюки и долго пытался попасть в штанину ногой. Она боялась, что унесли ее одежду, но все валялось там, где было брошено. Он подал ей юбку и, натягивая футболку, отвернулся, пока она вытирала колготками липкие ноги, мылась в ручье и одевалась. Отряхнула свою и его куртки, выдрала палки и листья из волос, скрутила их в тугой узел, села на землю и застыла. Он сел рядом, на нее не смотрел, минут через двадцать махнул рукой, показывая направление.

У самого отеля, когда показалось темное, разозленное озеро, она остановила его:

– Ты как?

– Нормально, – хрипло сказал он и откашлялся. – Но я не могу рассказать об этом матери.

– Мы должны пойти в полицию.

– Пожалуйста, не нужно. Все будут надо мной смеяться. Я струсил.

– Для начала нужно успокоиться. Позвоним в полицию завтра.

Он кивнул, вытирая слезы.

– Да, да, мы сделаем это вместе. Вы сможете их опознать?

Рыжая пожала плечами и вспомнила: на одном была шапка с белой меткой на лбу, но сколько парней такие носят?

В отеле все было точно так, как перед их уходом, словно никто за это время не сдвинулся с места. Гости сидели там же, пахло глинтвейном, парафином и горящим деревом. Им навстречу выскочила хозяйка.

– Господи, что это вы так долго?

– Я упала. Неловко запнулась о корень.

– Вывих?

– Нет, просто ушиб. И еще замерзла.

– Тогда быстро к огню, – она схватила рыжую за руки, повела к камину и усадила в кресло. – Вам нужно срочно согреться. Носы красные, руки ледяные. – Она указала сыну на диван.

Дантист разлил глинтвейн.

– Жизнь – штука настолько омерзительная, – он передал им бокалы, – что принимать ее такой, какая она есть, можно только будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения. Это единственное, что работает. Поверьте, проверил на себе! – Он поднял свой бокал, смешно оттопырив толстые пальцы. – Считайте, что это тост.

К удивлению всех, рыжеволосая выпила.

– Не только. Можно еще обратиться к богу. Пришел в церковь, помолился – и все встало на свои места. – Хозяйка уселась на диван к сыну, закинула ногу на ногу. – Вот вы, например. Да, вы. Вы ведь протестант?

– Нет. – Дантист тоже сделал большой глоток вина и громко выдохнул: – Я иудаист.

Такого ответа хозяйка не ожидала, ей понадобилось время его осмыслить.

– Я мало что понимаю в иудаизме, никак не могу ухватить суть. – Она пожала плечами и оглядела присутствующих.

Дантист улыбнулся, вытянул из-под рубашки цепочку и поцеловал маленькую шестиконечную звезду. Хозяйка не увидела его жеста и продолжила серьезно:

– Как бы вы, например, описали разницу между тем, как верует иудей и христианин? Вот во что верит иудей?

– Мне легче объяснить, во что он не верит. – Дантист поднял кулак и стал один за другим разгибать пальцы: – Иудаист не верит в Люцифера, всяких там бесов и иную нечисть. Не верит в рай и ад – в том смысле, в котором верят в них христиане. А также не верит ни в спасение, ни в необходимость спасения.

Пока он говорил, хозяйка следила за всеми – так учительница смотрит за нерадивыми учениками, не отвлекаются ли они.

– Конечно же, мы не верим, что чья-то смерть может искупить чужие грехи, – продолжал он, – а также не верим в первородный грех. – Шумно отпил из бокала и поставил его на консоль к бюсту Вольтера, похожего на добрую старуху. – Считаем невозможным очеловечивание всевышнего, – он уставился на хозяйку, ожидая реакции. Она не выказала ни протеста, ни одобрения, просто встала и подлила ему еще вина. Дантист сложил на животе руки и подытожил: – То есть мы не согласны ни с чем из того, во что верите вы.

– А вот Иисус в Нагорной проповеди, – хозяйка приготовилась к подробному монологу, но так и осталась стоять с открытым ртом.

– Иисус ничем не отличается от прочих своих современников, – перебил ее дантист, – обычный себе человек, нет в нем божественности, нет пророчеств в его высказываниях, нет мессианства в действиях.

– Так во что же вы верите, позвольте спросить? – Она выглядела расстроенной и потерянной одновременно.

– В единого бога.

Она растерянно кивнула, а дантист, не давая ей возможности вступить, продолжал:

– Мы верим, что человек должен исполнить волю всевышнего так, как она изложена в Торе. Верим в скорый исход истории и в приход мессии. Ну, и также мы верим в то, что будут воскрешены те, чьи жизни, в понимании наших законов, имели наибольший смысл.

Она сморщила лоб и спросила:

– А правда, что евреи считают себя избранным народом?

– Мы знаем, что у бога к евреям особые требования. Вот во что мы верим.